Люси Салливан выходит замуж

Кейс Мариан

И еще я была благодарна и Гасу, и папе за их ужасное отношение ко мне. Потому что именно они довели меня до такого состояния, когда я не смогла больше выносить этого. Что, если бы я так никогда ничего не поняла? Ведь будь они хоть капельку лучше, я бы так и пребывала в неведении всю жизнь. И прощала бы их снова, снова и снова.

На меня обрушились воспоминания о моих отношениях с другими мужчинами, о которых, как мне казалось, я давно забыла. Другие мужчины, другие унижения, другие ситуации, когда я отдавала

всю себя заботе о несносных эгоистах.

Гнев был не единственным новым чувством, которое я испытала в этот вечер. Еще я впервые осознала, что такое инстинкт самосохранения.

Глава семьдесят шестая

— Счастливица, — с завистью вздохнула Шарлотта.

— Почему? — удивилась я. Менее счастливых людей, чем я сама, мне пока встречать не доводилось.

— Потому что ты во всем разобралась, — объяснила Шарлотта.

— Ты думаешь?

— Да. Как бы мне хотелось, чтобы мой отец был алкоголиком. И как бы мне хотелось ненавидеть маму.

Этот неожиданный разговор происходил на следующий день после того, как я вернулась в нашу квартиру на Ладброук-Гроув. И слова Шарлотты чуть было не заставили меня переехать обратно к папе.

— Если бы только мне повезло так же, как тебе, — продолжала она. — Но мой папа умеет пить, и я очень люблю маму. Как же это несправедливо, — горько добавила она.

— Шарлотта, о чем ты? — спросила я.

— О мужчинах, само собой. — Теперь удивилась она. — О парнях, мальчиках, бойфрендах, приятелях, существах с дубинками для занятий любовью.

— И как мне с ними повезло?

— Теперь, когда ты во всем разобралась, ты скоро встретишь мистера Правильного Мужчину и заживешь счастливо и безбедно.

— Правда? — Услышанное меня порадовало, но все же было неясно, на основании чего Шарлотта делала такие выводы.

— Ага. — Она помахала перед моим носом какой-то книгой. — Тут так написано. Это одна из твоих книг для ненормальных. О людях вроде тебя, которые всегда выбирают не тех мужчин: пьющих, безответственных и все такое, в общем, как твой отец.

Несмотря на боль в сердце, я не стала останавливать Шарлотту.

— Но это не твоя вина, — добавила Шарлотта, сверившись с книгой. — Понимаешь, ребенок — это ты, Люси, — ощущает, что его родитель — это твой отец — несчастлив. И поскольку — я, правда, не очень понимаю почему — ребенок глупый, он начинает думать, что это из-за него. И что он должен исправить положение. Понимаешь?

— Кажется, да. — В том, что она говорила, был смысл. Все свое детство я видела папу плачущим, но не знала, что его огорчает. И я помнила, как мне хотелось услышать, что он плачет не из-за меня. Еще я боялась, что он никогда не станет счастливым. Я была готова сделать все что угодно, лишь бы он был рад.

Шарлотта же увлеченно

втискивала мою жизнь в круглое отверстие ее теории.

— И когда ребенок — это опять ты, Люси, — взрослеет, его тянет к таким ситуациям, в которых ощущения детства ре… реп…

— Реплицируются, — подсказала я.

— Ого, Люси, ты знала? — Шарлотту мой словарный запас явно впечатлит.

Конечно, я все это знала. Эта книга была прочитана и перечитана мною не раз. И все эти теории были моими старыми знакомыми. Просто мне раньше в голову не приходило применить их к себе.

— Это означает «копируются», да?

— Да, Шарлотта.

— Так вот, ты догадывалась, что твой папа — алкаш, и хотела исправить его. У тебя, конечно, не получалось. Но это не твоя вина, Люси, — торопливо сказала она. — Ты же была маленькой девочкой. Что ты могла? Прятать бутылки?

Прятать бутылки.

Эти слова что-то всколыхнули в моей памяти. И я вспомнила. Это было очень давно, лет двадцать назад. Мне было четыре года, максимум — пять, и Крис сказал мне: «Люси, давай спрячем бутылки. И тогда им не о чем будет ругаться».

Острая жалость затопила меня. Ох, как же я жалела эту девочку, которая прятала в собачьей будке бутылку виски размером чуть меньше ее самой. Но Шарлотта продолжала свои научные изыскания.

— Итак, ребенок — то есть снова ты, Люси, — становится взрослым и встречается с разными людьми. Но его, то есть тебя, влечет к тем парням, у которых есть те же проблемы, что и у родителя ребенка, то есть у твоего папы. Понимаешь?

— Понимаю.

— Выросший ребенок чувствует себя хорошо только с мужчинами, которые много пьют… или которые не умеют обращаться с деньгами… или прибегают к насилию… — цитировала Шарлотта выдержки из книги.

— Мой папа никогда не прибегал к насилию. — Я чуть не заплакала.

— Что ты, что ты, Люси! — Шарлотта погрозила мне пальцем, как будто я действительно была ребенком. — Это же всего лишь примеры. Они означают, что если отец всегда садился за стол наряженным в костюм гориллы, то ребенок будет чувствовать себя хорошо только с теми парнями, которые тоже надевают костюм гориллы перед тем как сесть за стол. Понимаешь?

— Нет.

Шарлотта вздохнула, демонстрируя свое беспредельное терпение.

— Это означает, что ты предпочитаешь встречаться с парнями, которые всегда навеселе, у которых нет работы, желательно с ирландцами. Чтобы они напоминали тебе об отце. Поскольку ты не смогла сделать своего отца счастливым, ты воспринимаешь таких парней как шанс попробовать еще раз. Ты думаешь: «О, хорошо, этого я сделаю счастливым, даже если с папой у меня не получилось». Так?

— Кажется. — Весь этот разговор причинял мне такую боль, что я чуть было не попросила Шарлотту остановиться.