Лют
Шрифт:
Я делаю глоток чая. Опять поторопилась. Не так долго живу на острове, чтобы привыкнуть к обжигающей температуре местных напитков. Неуклюже опускаю кружку с драконом на стол, и выплеснувшаяся через край капля пачкает белую кружевную скатерть. Я промокаю ее салфеткой, а Джо, поставив перед миссис Уикетт чайник и чашку, снова плюхается на стул напротив меня.
– Мы привезли твое печенье, перед тем как на неделю остановили заказ продуктов. Забыла тебе сказать, но оно у нас есть. – Джо кивает подбородком на витрину.
– О, замечательно! – старательно вторю я ее непринужденному тону. – Чарли и моя
Не знаю, с чего я брякнула «моя выпечка». Готовит у нас только Салли. Может, что-то подобное сказала бы любая мамочка. Иногда я ловлю себя на ошибках – пытаюсь сойти за свою и промахиваюсь. Джо и на этот раз притворяется, будто ничего не заметила.
Делаю два осторожных глоточка, потом решаюсь:
– Так что ты там говорила о тех, кто попробует попасть на остров в День «Д»? Вряд ли такое случится, – быстро отвечает Джо, словно торопится меня успокоить. – Всем известно, что на этой неделе летать на остров нельзя, даже если небо не закрыто, как сейчас. Просто мне страшно не хочется, чтобы сюда угодили ни о чем не подозревающие бедолаги. Несправедливо получится.
– А так, выходит, справедливо?
Улыбаюсь во весь рот, чуть не подмигиваю – всем своим видом показываю, что не купилась на игру. Легкая беседа, развлечения ради. У меня не сводит желудок, нога под столиком не выбивает нервную дробь.
Джо обдумывает мой вопрос.
– По-своему, да. Это сделка, заключенная давным-давно, и мы видим ее реальные выгоды. Особенно в такие трудные времена. Нигде я не жила в таком покое и безопасности, как здесь. А пейзажи какие!
Миссис Уикетт бормочет что-то неразборчивое, Джо смеется.
– Может, надо составить ей компанию? – шепотом спрашиваю я.
Джо, продолжая улыбаться, качает головой.
– Она любит посидеть одна, как раньше сидела за чаем вдвоем с Фредом. У нее свой ритуал.
А у меня свой: сбежать из дома, пока дети заняты, выпить чаю с подругой, а после побыть наедине с собой. Джо, будь она телепатом или нет, читает мои мысли и протягивает через стол свернутую салфетку; в глазах – заговорщицкий блеск, точно нам по тринадцать. Насвистывает с такой деланой беспечностью, что я шлепаю ее по руке. Как только миссис Уикетт отворачивается полюбоваться декоративной фарфоровой тарелкой на стене, я достаю из салфетки переданную контрабанду и прячу ее в карман.
Одна сигаретка в день. На порок не тянет, но Джо – единственная, кому об этом известно. Я могла бы купить и припрятать целую пачку, однако это уже больше походило бы на реальную зависимость, особенно если поглядеть на жуткие фото, которыми тут снабжают каждую упаковку: черные от гангрены пальцы ног, гниющие десны… Я даже не докуриваю до конца – раздавливаю «бычок» и прячу в дупле дерева в роще, в моем тайнике. Пустяковая привычка.
– И все-таки не хотелось бы, чтобы о ней узнали дети. Или Хью. Он немедленно примется читать мне нотации: «Как родители, мы обязаны серьезно относиться к своему здоровью». Ну хоть материнством – вершиной женского самоотречения – не тычет, и то ладно. Мы с ним несем ответственность в равной мере. Он – хороший родитель, а значит, и я обязана быть такой же. Сама понимаю, что обязана. Просто еще
Джо направляется к стеклянной двери, ведущей в лавку. Я встаю из-за столика и следую за ней.
– Дети наверняка обрадуются не меньше Хью, – замечаю я. – Непросто будет урезать им паек.
– Не ограничивай их слишком сильно, – выпаливает вдруг Джо, как будто хотела промолчать, но потом решила высказаться. – На этой неделе не надо. Пускай едят вволю.
До меня доходит, о чем она, и я болезненно сглатываю, заталкивая обратно готовую сорваться с губ фразу: «Ты же во все это не веришь». Ляпнуть такое в присутствии миссис Уикетт было бы грубостью. Элси Уикетт далеко за восемьдесят, она уроженка Люта. В сравнении со всеми остальными я здесь, в сущности, гостья. Меньше всего мне хочется проявить неуважение к ее взглядам. И все-таки нужно придумать способ слегка надавить на Джо. Я не понимаю ее настроя, и от этого меня мутит. Я словно бы на плоту, совсем одна, и меня все дальше уносит в открытое море, прочь от оставшихся на берегу.
Стеклянная дверь со змеиным шипением закрывается, и мы остаемся в лавке одни. Пока я собираюсь с духом, чтобы заговорить, Джо достает из-под прилавка пачку диетического печенья и вполголоса спрашивает:
– Что ты рассказывала детям о Дне «Д»?
– Детям? – удивленно переспрашиваю я. – Ничего. – Не стоило бы оправдываться, но я почему-то ищу отговорку. – Мне кажется, это история Хью.
Вытаскиваю из кармана продуктовую книжку, кладу на прилавок. Не сводя с меня глаз, Джо раскрывает ее и делает в ней отметку.
– Значит, он рассказывал?
– Он… ну, он не любит эту тему. Вполне понятно. – Такое ощущение, будто я защищаю нас обоих перед сыщиком. – Мы просто сказали, что для жителей острова это особенный день, поэтому мы уедем праздновать наш собственный праздник.
Джо коротко хмыкает, раздув ноздри.
– Но вы не уехали.
Отвожу взгляд, чтобы убрать продуктовую книжку в карман. Она отправляется в компанию к сигарете, но я делаю вид, что укладываю ее поудобнее, – повод не поднимать глаз.
– Я сказала, что мы отметим праздник здесь.
– Если Хью ничего не объяснит детям, тогда придется тебе.
Что мы должны объяснить? – истерично выкрикиваю я. – Эмме всего три года. Она даже не понимает, что значит «мертвый». Джо отступает на полшага.
– Может, ты и права.
– Прости. – До меня доходит, что я только что сказала, и кожу начинает покалывать. Я порой забываю, что Джо – вдова. Ее муж умер от удара задолго до моего приезда на остров, но это не означает, что умерло ее горе. – Зря я…
– Нет, ты в самом деле права. С Чарли можно побеседовать и после Дня – у него наверняка появятся вопросы, – а разговор с Эммой подождет до тех пор, пока она не станет старше. Все равно она узнает от других детей.
У меня вырывается горький смешок.
– Не хочу показаться пуританкой, но, должна заметить, праздновать такое вместе с детьми не слишком-то прилично!
Джо роняет челюсть и отворачивается. Прикусывает губу.
– Нина, ты, конечно, извини – сама знаешь, я тебя люблю, – но, пожалуйста, прекрати называть это словом «праздновать».