Лютая зима [Отмороженный]
Шрифт:
Если он все еще находился здесь.
Хансен внезапно почувствовал, что по его телу начал расползаться леденящий холод того места, в котором они находились. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы распознать феномен – страх.
Страх перед необъяснимым. Страх перед абсолютно непредсказуемыми поступками. Страх, возникающий от непонимания того, какого черта желает противник и что он может затеять потом.
Хватит пытаться сделать из него профессора Мориарти, [49] – приказал себе Хансен. – Он всего лишь жалкий неудачник, преступник, раньше времени выпущенный из тюрьмы. Он, вероятно, сам не понимает,
49
Персонаж рассказов А. Конан Дойля о Шерлоке Холмсе, злодей, создатель системы организованной преступности.
Ладно, – продолжал рассуждать Хансен, – хватит этого блуда. Больше никаких игр. Пусть фотографии остаются у Фрирса и Курца. Пусть они пытаются навредить мне всем, что в их силах. Пора. Пора уходить из вокзала. Пора уехать из Буффало. Пора кончать со всем этим.
Майерс и Брубэйкер скорчились под прикрытием скамьи рядом с ним.
– Пора уходить, – прошептал Хансен.
– Но мы получим деньги? – так же шепотом спросил Майерс. Он нагнулся вплотную к Хансену, и тот ощущал на лице его горячее зловонное дыхание. – Хотя это был не Курц?
– Да, да, – шепотом ответил Хансен. – Брубэйкер! В пяти ярдах от вас, слева, лестница к передней двери. Широкая лестница. Там всего лишь двенадцать ступенек. Двери и окна заколочены. Проверьте лестницу, а мы будем прикрывать вас. Выбейте щит на двери или окне. Если что-то покажется подозрительным, стреляйте в дыру. Мы уходим отсюда.
Брубэйкер на секунду замялся, но затем кивнул и, шаркая ногами, направился направо и вниз по лестнице.
Хансен и Майерс стояли за скамьей, держа оружие так, чтобы контролировать противоположную выходу галерею и дверной проем, расположенный напротив лестницы. В вокзале ничего не двигалось. Никто не стрелял с лестницы. Хансен слышал, как Брубэйкер с яростью пинает доски, которыми была забита дверь. Затем раздался треск и голос:
– Все чисто!
Майерс прикрывал Хансена, пока тот переходил к началу лестницы, а потом Хансен, в свою очередь, прикрывал толстяка, который, хрипя и задыхаясь, сбежал вниз к свежепроделанной дыре.
Снаружи было, пожалуй, слишком светло для очков ночного видения. Все так же валил снег, но занесенное пространство старой автостоянки сияло, как зеленая лужайка в ясный солнечный день. Трое детективов позабыли обо всех правилах поведения и просто бежали прочь от вокзала по открытой со всех сторон площадке. Все трое бежали сгорбившись, очевидно, бессознательно ожидая в любую секунду получить пулю между лопатками. Но когда они удалились от башни на сто футов, затем на двести, затем на сто ярдов, они начали понемногу успокаиваться и вспомнили, что облачены в тяжелые защитные доспехи. Для того чтобы осуществить удачный выстрел на таком расстоянии и при таком снегопаде, потребовался бы опытный снайпер с отличной винтовкой, обладающей высокой дульной скоростью, оснащенной ночным прицелом, и вдобавок изрядная доля везения.
Никто не стрелял.
Задыхаясь и громко хрипя, они перебрались через барьер из бетонных блоков, перегораживающий въезд на стоянку, и уже шагом пошли вниз по скользкой дороге. Благодаря очкам, они видели все на расстоянии не меньше шестидесяти ярдов во все стороны. Нигде ничего не двигалось. Не было видно ни одного автомобиля. Единственный след от шин, имевшийся на дороге и уже почти занесенный снегом, принадлежал «Кадиллаку-Эскаладе». За те сорок пять минут – может быть, чуть больше или чуть меньше, – которые они пробыли в вокзале, на крыше и капоте машины образовалась снежная шуба толщиной
– Подождите, – задыхаясь, скомандовал Хансен. При помощи пульта он отпер двери «Кадиллака», включил в машине свет, и они втроем осмотрели салон, прежде чем подойти вплотную. Пусто.
– Майерс, – сказал Хансен, переводя дух, – оставайтесь в очках и жилете и следите за местом, пока мы с Брубэйкером снимем эту тяжесть.
Майерс что-то невнятно проворчал, но сделал то, что ему приказали. Двое детективов сняли с себя автоматы, тяжелые жилеты, шлемы и побросали все это на заднее сиденье машины.
– Прекрасно, – Хансен вынул из кармана 38-дюймовый пистолет и встал на страже, пока Майерс разоблачался. Здесь было достаточно светло, и Хансену удалось увидеть, как на лице толстяка, освободившегося от снаряжения, появилась довольная улыбка. Несмотря на холод и снег, Майерс обливался потом.
– Ох…но странные дела, – заявил разжиревший детектив.
– Сколько раз я просил вас не употреблять подобных выражений? – сказал Хансен и выстрелил Майерсу в лоб.
Брубэйкер полез в карман за оружием, но у Хансена было вполне достаточно времени, чтобы всадить в него две пули – одну в горло, а вторую в переносицу.
Он оттащил трупы в сторону, чтобы они не мешали ему выехать на улицу, а затем залез к каждому по очереди в нагрудный карман и вытащил конверты с деньгами.
К тому времени Хансен уже успел отдышаться после перебежки и теперь оглянулся на оставшиеся позади башню и вокзал. На широкой заснеженной полосе все так же ничего не шевелилось. Если Мики Ки все же принял участие в этой игре, то доигрывать ему придется самому. Усаживаясь в свой могучий внедорожник, Хансен почувствовал приступ болезненного сожаления – он так никогда и не сможет доподлинно узнать, какую же игру вели Джо Курц и Джон Веллингтон Фрирс. Но это его больше не касалось. Пришло время забыть обо всей этой истории.
ГЛАВА 36
Внезапно Курц понял, что на галерее есть кто-то еще.
Пока он ждал Хансена и его приятелей, ему казалось, что время тянется невероятно медленно и что за эти невыносимо долгие минуты в здании сделалось намного холоднее. Сначала он торчал около разбитого окна одного из выходивших на галерею помещений, бывшего когда-то чьим-то служебным кабинетом. На автостоянке было темно, но Курц не сомневался в том, что сможет разглядеть на снежном фоне любую движущуюся фигуру и ему не помешает даже большой декоративный козырек, торчавший прямо перед выбранным им наблюдательным пунктом в окне третьего этажа и частично перекрывавший вид.
После того как Марко дважды прервал шорох статических разрядов, нажав кнопку рации, Курц убрал наушники в карман и, стараясь ступать как можно тише – пол был усыпан обвалившейся штукатуркой и осколками стекла, – вышел из помещения на опоясывавшую ротонду галерею. Там ему не пришлось долго дожидаться того момента, когда Хансен и два сопровождавших его детектива обнаружили Рафферти и яростно расстреляли его.
Курц так и не получил шанса прицельно выстрелить из пистолета. В ротонде было несколько светлее, чем в других частях вокзала, но все равно здесь было слишком темно для того, чтобы Курц мог что-нибудь четко разглядеть. И это притом, что он всегда неплохо видел в темноте, а его глаза за время пребывания в вокзале успели приспособиться к мраку. Один из полицейских ненадолго включил фонарь, чтобы осмотреть свою жертву, но Курцу удалось разглядеть лишь силуэты троих мужчин, казавшихся горбатыми от надетых на них тяжелых бронежилетов и находившихся футах в восьмидесяти от него. Расстояние было слишком велико и для полуавтоматического «смит-вессона 99» 40-дюймового калибра, который он держал в руке, и для лежавшего в кармане куртки 45-дюймового «компакт витнесс». Кроме того, даже мимолетный взгляд на этих людей – благодаря черным каскам и бронежилетам, он не мог определить, кто из них кто, – ясно дал ему понять, что пистолетная пуля не сможет пробить их экипировку.