Лютик
Шрифт:
С того вечера прошло много дней и ночей, но Лютик крепко запомнила сказание о кладе. Клад не выходил у нее из головы. Девочке захотелось достать его, и она не раз принималась расспрашивать няню о том, где находится заветный бугор, как пройти к нему. Лютик с нетерпением дожидалась «ночи на Ивана Купалу». Только одно смущало ее: как найти цветок папоротника.
— Где он растет? — спрашивала Лютик.
— Говорят, в болоте… — отвечала няня.
— Каков же с виду этот цветочек? — допытывалась Лютик.
— Сама-то я не видала его… — поясняла старуха. — А сказывают, что такой беленький,
Наступило, наконец, 23 июня.
— Вот и до Аграфены Купальницы дожили… — говорила няня. — А завтра — Иванов день… а там — Петра и Павла… Охо-хо-хо! Как времечко-то идет, ровно вода льет… Не увидим, как пройдет и лето красное…
Лютик промолчала, ничего не сказала няне и весь тот день провела в страшной тревоге. Она не могла ни за что взяться, не могла посидеть спокойно; то ей было душно, то дрожь пробирала ее от нетерпенья и в виду ожидающих ее ночных ужасов…
— Что с тобой, милочка? Здорова ли ты? — спрашивала ее мать.
— Так что-то тяжело… — ответила Лютик.
— Да! Сегодня душно в воздухе… — заметила мать.
— К ночи, вероятно, соберется гроза! — сказал отец.
«Вот еще беда!» — подумала девочка.
Мать посоветовала ей выкупаться. Лютик пошла с нянькой на реку и выкупалась, но ей легче от того не стало.
День 23 июня показался Лютику томительно-долгим, мучительным днем.
III
Ночь накануне Иванова дня
Наступает ночь — тихая, ясная…
Лютик лежит уже в постели с закрытыми глазами, но не спит. Она заложила руки под голову, и волосы ее темною, густою волной рассыпались по подушке. А сердце ее бьется, бьется… Страшно идти одной ночью… Ведь нужно будет зайти в лес, найти цветок папоротника, потом пройти по степи, к бугру… Положим, до леса недалеко, не более версты… А все-таки хорошо было бы взять с собою няню… Да!.. но нет! нужно идти одной, и она пойдет одна, и достанет клад и будет богатая, богатая…
В раскрытое окно льется из сада аромат цветущих лип, видно темно-синее небо, какая-то ночная птичка поет в кустах сирени…
Лютик сегодня, сейчас пойдет за кладом и только ждет, чтобы все поскорее улеглись, угомонились, чтобы не мешали ей. Наконец, в доме все затихло… Старинные дедовские часы, висевшие на стене против кровати, сказали Лютику: «пора!» Стрелка их приближалась к XI, и няня уже давно храпела…
Час настал. Лютик тихо поднялась, сняла с себя крест, положила его под подушку, оделась потихоньку, осторожно сошла с лестницы, пробралась через окно в сад, из сада в поле. Там она скоро напала на тропинку и пустилась бегом.
Когда она подошла к лесу, ей стало жутко. Лес стоял темный, безмолвный, величаво поднимая к небу свои раскидистые, зеленые вершины. Ночные тени лежали в чаще леса, и по лесу расходился какой-то таинственный шорох… Ах, Лютик! Не пойти ли лучше назад? Страшно ночью в лесу… Нет! она пойдет вперед: ей необходимо нужно достать цветок папоротника. А он расцветает только один раз в год, говорит няня, сегодня ночью… Если бы кто-нибудь указал ей этот цветок! Лютик не знала никаких цветов, кроме тех, что растут у них в саду, да и к тем она мало присматривалась.
—
Крапива ей ноги жгла, верес цеплялся за платье, березы хлестали ее по плечам своими гибкими ветвями, ели кололи ей руки и лицо, сосны-великаны, гнилые пни и колоды загораживали дорогу, несносные комары и мошки больно кусали ее, слепили ей глаза. А Лютик упорно, терпеливо пробиралась в самую глушь… Мать ее, право, упала бы в обморок, а старая нянька сошла бы с ума, если бы узнали они, что их ненаглядная девочка, вся растерзанная, в оборванном платье, с растрепанными волосами, как безумная, бродит одна по лесу в такую позднюю пору…
Около получаса прошло в поисках; подходящего цветка не находилось. Лютик уже устала, но не хотела отступаться от клада.
Вдруг девочка заметила, что она спускается в болото… Лес стал редеть, земля сделалась зыбкою, пошли кочки.
Белесоватая роса стлалась понизу… Лютика обдавало сыростью, а ноги все глубже и глубже уходили в мягкий, желтоватый мох. Наконец, за деревьями показалась вода, а среди воды на кочке росла высокая, густая трава и из нее виднелся большой белый цветок. «Вот он!» — с восторгом подумала девочка и пошла за цветком в воду. Она поднесла к нему руку и сильно вздрогнула… Из травы мелькнула ей серая голова змеи. Змее зашипела и метнулась в сторону… Тут Лютик вспомнила о сказочных чудовищах, и ей подумалось: не стражем ли была приставлена нечистою силой к цветку эта серая змея? Лютик в ту же минуту сорвала цветок, запихала его за пазуху и — ни жива, ни мертва — бросилась на берег…
Она идет. А кругом нее зеленою скатертью расстилается ровная, неоглядная степь и ночное безмолвие царит над степью. Синею, полупрозрачною тенью подернута даль… Вот и высокий бугор, тот самый, что описывала няня. Вот и три старые, полузасохшие сосны темнеют у подошвы бугра… Все так, все точь-в-точь, как говорила няня.
В то время, как Лютик подходила к бугру, черная туча быстро заволокла небо, одною мрачною пеленою завесив его от края до края. Когда Лютик взбежала на бугор, вся окрестность кругом нее уже тонула в непроницаемом мраке. Собиралась буря… Поднялся ветер, сухие листья носились в воздухе. Девочка вынула из-за пазухи цветок, топнула ногой о землю и вскричала:
— Клад, клад, дайся мне!
А ветер бушевал все пуще и пуще. Молния зажигала небо и гром грохотал, как будто, в самом деле, кто-нибудь в гремящей колеснице катался по темным облакам.
Сосны у подошвы холма скрипели и трещали… Лютик не робела; она в другой и третий раз топнула ногой о землю и громким голосом произнесла свое заклинание и ждала…
Вдруг ослепительная молния загорелась над землей и в ее неверном, красноватом освещении на несколько мгновений озарились степные дали, три высокие старые сосны и холм и на холме девочка. С белым цветком в руке, выпрямившись и слегка закинув голову, стояла она на вершине холма, обратив свое побледневшее лицо к черным, грозным тучам, тяжело нависшим над ее головой. Порывистый ветер, как бешеный, рвал и крутил на ней платье, развевал ее черные волосы…