Лютый зверь
Шрифт:
Тень легкой досады мелькнула на лице второго. Виктор понял: тот вполне согласен, что такое было возможно. Оно и неудивительно: сидят ведь безоружные. Оружие где угодно, только не под рукой, — чай, у себя дома.
— Да только не нужно мне этого. Каждый должен заниматься своим делом. Ватага — на промысел ходить, атаман — командовать, трактирщик — перепродавать и весть о караванах нести, а купец — зарабатывать на нас. Тогда и порядок будет. А как все будут заниматься всем, так и конец близок. Ладно, пустое это все, — опять бросив взгляд на атамана и все еще стоя с разведенными руками, закончил Виктор.
— Гхм. Ты руки-то опусти да проходи в горницу. Браты, мы скоренько.
Так-то
— А ничего так устроился, прямо по-барски, — войдя в комнату атамана и чувствуя, что тот идет следом, громко заговорил Виктор, одновременно оборачиваясь.
Полог уже задернут, атаман щерится довольной улыбкой. Добролюб все еще говорит, а нож, выпростанный из рукава, уже мелькнул серебристой молнией в твердой руке: распорол горло, да так стремительно, что, почитай, и не замарался в крови. Трахея развалилась с легким чавкающим звуком, атаман захрипел, схватился за шею, словно пытаясь срастить разверстое горло. А из соседней комнаты доносится гомон бандитов, ну прям дети малые. Он едва успел подхватить и мягко опустить дергающееся тело на пол, чтобы не шуметь до поры. Испачкался слегка, не без того, ну да потерявши голову, о волосах не плачут.
Времени нет. Шкура, занавешивающая проход, отлетает в сторону. Двое при входе вертят в руках кольт Виктора. Третий, восхищенно причмокивая, рассматривает его ножи. Четвертый, он же второй в ватаге, внимательно смотрит на проход, но сделать ничего не успевает, потому как он — цель номер один. Два ножа разом уходят в полет. Первый бьет в грудь стоящего у оконца зама, второй — сидящего за столом и рассматривающего клинки. Мгновение — и в руках уже другая пара.
Двое с револьвером секунду осмысливают происходящее, потом один из них взводит курок пистоля… Не успел, нож уже торчит из его груди. Второй, бросившийся в сторону полати, на которой имеется оружие, получает нож в бок и завывает на одной протяжной ноте, как зверь, угодивший в капкан. Виктор стремительно делает пару больших шагов и, выхватив еще один клинок, бросает его в подранка, попав точно между лопатками.
В дверь влетает Горазд с револьвером в руке. Виктор деловито обходит поверженных противников и проводит контроль. Видя это, Горазд откинулся к стене и тяжко вздохнул. Лицо белое, как тогда, при ранении. Может, и сейчас прилетело? Было бы не вовремя.
— Ты как? Ранен?
— Нет. Просто… — нервно сглатывает.
Ага. Одно дело — в горячке вилы сунуть врагу в бок, совсем иное — хладнокровно резать ничего не подозревающего человека. К такому не вдруг и привыкнешь. Но вроде ничего, держится, блевать не собирается.
— Не на крыльце хоть бросил?
— Затолкал в прихожку, как ты и сказывал.
Виктор быстро снарядился, запахнул полушубок, проверил оружие. Порядок, к бою готов. Лучше бы не надо, конечно, но это вряд ли. Насчет парней, что уже поглядывают в сторону малой избы, он угадал точно. Не захотят они просто так отступаться,
Вышли на крыльцо. Дело к вечеру. Словно и не было ничего, метет метель, уже успело замести и следы мужичка, что отсюда выходил, и от их следов ничего не осталось. Кони у коновязи жмутся друг к дружке, спасаясь от пронизывающего ветра. Эдак можно спокойно восвояси отправляться, никто и не почешется. Разве что кому-то понадобится что-нибудь в малой избе. Но уходить они не собираются.
— Готов, что ли? Если чувствуешь слабину, то лучше не начинать. Уйдем, пока не поднялся шум.
— Нам ведь они нужны, чтобы к гульдам наведаться. — Не спрашивает, просто повторяет ранее сказанное Виктором. — Я не подведу, Добролюб.
— Помни: никаких сомнений. Даже если придется половину положить — клади, не думая. Лучше кого лишнего упокоить, чем потом на том свете жалеть.
— Помню.
Большая изба. Да нет, самый натуральный барак, без перегородок, разве что лежаки в один ярус вдоль стены выстроились. Посредине — печь. С двух сторон от нее между полатями — два больших стола с лавками. Воздух спертый, хуже чем в казарме. Странно, вроде моются, иначе для чего тогда баня? Впрочем, тут как ни мойся, но если в относительно небольшом помещении постоянно проживают почти два десятка человек, это мало поможет. У всех ведь свои физиологические особенности.
Был у Виктора сослуживец, он даже в полевых условиях умудрялся каждый день мыться, но ничего не помогало: то ли повышенное потоотделение, то ли пот у него был ядреный, да только несло от него даже после душа, а мухи так и вовсе ни на минуту не отпускали. Но к парню притерпелись, тем более труса он никогда не праздновал, имелись и те, что жизнью были ему обязаны. Вот такие пироги с котятами.
Да-а, казарму хоть проветривают и моют каждый день, уж за этим догляд строгий. А тут с этим, похоже, полный швах. Да и пол земляной, особо не помоешь. Впрочем, рвотных позывов нет, глаза не режет, ну и слава богу. Оружие висит на деревянных крюках над лежанками, так себе оружие, средней потасканности, а иное — откровенный хлам. Огнестрела не особо много, в основном самострелы. А вон и пара луков висит, но луки, по всему видать, составные, добрые, — значит, и стрелки могут оказаться не из последних. Это нужно иметь в виду.
— Мир честной компании.
— О! А это что за чудо?
За дальним столом сидят несколько человек. Сколько, сразу и не разберешь, печь прикрывает. Но судя по тому, что ответили именно оттуда, там и находятся наипервейшие претенденты на малую избу. И прикид у них получше. Место возле двери не столь почетное. Оно и понятно: и холодом тянет посильнее, и, случись чего, так до дальних не сразу дотянешься. Находящиеся поблизости одеты откровенно плохо. И чего, спрашивается, в разбойники подались, коли в рванье ходят?
Самые ближние нервно сглатывают. Сидят и недоуменно переглядываются. Оно и понятно. Вошли двое, с оружием в руках. Один из них — чистый головорез, во сне приснится — топором не отмашешься, второй — бледный как смерть, зыркает так, словно готов порвать любого.
— Это чудо — новые ваши товарищи, — с прежним спокойствием ответил Виктор.
— А это кто так решил? — спросил мужик, выглядывающий из-за печи, один из двоих, которых видно.
Нужно их выманивать, а потом кончать, но не по беспределу, а так, словно поссорились. Остальные поддержать не должны, эвон опасливые взгляды бросают в дальний конец. Всего в бараке человек пятнадцать, вряд ли больше. Видно не всех, но предположить это можно. Шестеро лежат в избе атамана, трое дежурят в секрете (они мимо них проезжали). Атаман говорил про две дюжины, вот оно и выходит.