Лютый зверь
Шрифт:
Отчего же нет вестей от Добролюба? Несколько раз под разными предлогами его посыльный навещал постоялый двор. Хозяина там не было. Короткий разговор с бывшим скоморохом, когда он появлялся в Звонграде, тоже не внес ясности. Оказывается, Струк как объявился в конце осени, так больше и не давал о себе знать. Слухов о том, что кому-то удалось накрыть ватагу разбойников, тоже не было. Вот и пойми, что же происходит!
И вдруг к нему на подворье приезжает посыльный, коего он поначалу принял за иноземца. Оказалось — славенин. Только срамно заголил свое лицо да одет по-иноземному. Передает послание
Можно задаваться вопросами до бесконечности, вот только никакого прибытку с этого не будет. А уж если хочешь заработать, то имей обыкновение крутиться, как веретено. Ох, грехи наши тяжкие! Собрался, взгромоздился на коня, а что делать, если так все обернулось? Ничего, вот повидается — живо на место поставит, а то ишь что выделывает! Или это Струк чудит? Да какая, собственно, разница? Уговор был насчет постоялого двора. Оно и близко, и трактирщика взять за причинное место куда проще. А какой с него спрос во Фрязии? Как его держать в кулаке, если не иметь против него ничего? Хотя и от этой выгоды отказываться не следует. Но на будущее — никаких заграниц, только на земле княжества.
Доехали до какого-то постоялого двора на тихой дороге, где купеческому каравану нечего делать. Разве что какому-нибудь мелкому купцу на одной повозке. Дорога шла мимо селений, близ нее находился только один небольшой городок. Нечего там делать солидным торговцам, и большому количеству путников по этой дороге ходить незачем. Пустынно вокруг, одним словом.
— Здрав будь, Лис.
— И тебе не хворать, Добролюб. Это ты чего тут учудил, мил человек? Ить такого уговору не было.
— А ты хотел, чтобы я измазался в Брячиславии, а ты потом пользовал меня за гроши?
Поклясться готов Отряхин, что улыбается аспид озорно, а оно страшно получается.
— Значит, так. Чтобы у тебя больше вопросов не возникало. Струк и его ближники отправились на тот свет, ныне в ватаге атаман я, в славенских княжествах и во Фрязии разбой учинять не собираемся.
— Стало быть, слушок, что в Гульдии завелась какая-то славенская шайка и атаманом у них какой-то Вепрь про вас?
— Я всегда говорил, что ты умен. Вот только никогда не сказывал, что сам из дураков буду.
— Дак там, сказывают, все взбаламутилось, да так, что шагу шагнуть невозможно. Как же дальше-то будешь грабежом пробавляться? Нешто так дела делаются?
— Я тебе уж говорил, купец, ты меня моим делам не учи, за своими догляд имей. Значит, так. Товар я тебе отдам за две трети цены. Через границу мы тебя проведем, мои людишки возницами сядут. Пошлину сам уплатишь.
— Дак сколько мне тогда останется? Так дела… — Купец начал было возмущаться, но замолчал, едва натолкнулся на угрюмый взгляд Добролюба.
— Слушай, Лис, ты думаешь, я до конца так и не понял, что именно ты хотел
— Щедр, говоришь. А вот не стану я на таком уговоре ничего делать. И что тогда?
— Сделаешь так, как я сказал, если тебе дорога жизнь, — жестко закончил Виктор.
Он вперил в компаньона испепеляющий взгляд, и того пробрало до самых тайников души. Отряхин вдруг осознал, что решил поиграть не со щенком неразумным, а со страшным и опасным зверем. Он только с виду прост, хотя и грозен. На деле — очень опасный человек. Сразу же вспомнилось, что он был в чести у воеводы, пользовался его поддержкой, что недрогнувшей рукой мог навсегда успокоить своих противников. Впрочем, и тех, кто стоял на его пути, даже если они, как Струк, ничего плохого лично ему не сделали. Умысла вредить купцу у Добролюба не было, тот ему нужен. А вот сам атаман и его ближайшие сподвижники ему были помехой. Нужна была ватага лихих, которым все равно куда идти, лишь бы не на плаху. Ватага, подчиненная его воле. Прежний атаман никак для этого не подходил, он не покорился бы новому вожаку. А что тут скажешь, Лис — он потому и Лис, что хитер и умен. Верно все просчитал! Он и раньше до всего дошел бы, да только исходил не из тех предпосылок. Да и как он мог предположить, что бывший скоморох настолько заболеет головой, что решит мстить гульдам в их же землях!
Все же заработать удалось поболее, чем он думал. Товар удалось толкнуть весьма выгодно. Добролюб его в очередной раз удивил, вот уж чего не ожидал от того, кто фактически взял его за горло! Именно из боязни, что тот осуществит свою угрозу, Отряхин не стал таить от него, как удалось пристроить товар. Риск слишком велик, ведь он мог и узнать, по какой цене все уходило. Опять же кое-что открыто продавалось и в его лавке, а цены из-за того, что творилось в Гульдии, на их товар поднялся, — об этом знали все.
— Все, что сверх взял, твое, Лис. Я заберу только то, на что был расчет.
При этих словах у купца отлегло от сердца. Если после всего того, что узнал трактирщик, он поступает с ним таким образом, то, значит, имеет на него планы. Это хорошо. Он прекрасно видел, что в глазах Добролюба его жизнь ничего не стоила. Но избавляться от того, кто мог принести пользу, тот не собирался. Ну и слава Отцу Небесному!
— …Я думал, ты его вообще убьешь, а ты ему дал еще и заработать.
— Эх, Горазд, Горазд. Ну вот подумай, к чему мне его смерть?
— Так он же тать!
— А я что, боярин или воевода, чтобы суд вершить?
— А как же гульды?
— Тут иное: око за око, зуб за зуб. А с этого купца мы еще, быть может, и пользу будем иметь. Лошадей-то я и сам пристроил. А он видишь как товар споро растолкал? Да еще и с прибытком! Я столько вряд ли взял бы, тут хватка купеческая нужна.
— С оружием-то что будем делать?
— Ничего пока, пусть лежит. Может, когда и сгодится. Серебра у нас и так в достатке.