Лютый зверь
Шрифт:
— Мне сказали, ты толмач.
— Есть такое дело, — закивал пьянчужка, как китайский болванчик.
— Гульдский ведаешь?
— Ведаю.
— Только говоришь или письмо знаешь?
— И письму обучен. Только редко когда в нем возникает потребность. Не ладится у нас с гульдами.
— Какие еще языки знаешь?
— Фряжский, сальджукский.
— Заработать хочешь?
— Вестимо.
— Тогда слушай: сегодня гуляешь, а поутру поедешь со мной.
— Куда? — заробел мужичок. Аж голову в плечи втянул.
— Тут недалече. На полпути
Виктор поднялся и направился к хозяину заведения, чтобы договориться. Не было желания искать потом этого алкоголика по всему граду, уж лучше пусть о нем позаботятся, бросят в какой-нибудь угол, чтобы он дождался Волкова. Понятно, что состояние у мужичка будет аховое, но это не беда. Виктор с утра ему еще нальет, чтобы вывезти за город, пока тот в коматозе, а там уж разберутся.
Быстро обернулся купчина. Всего месяц минул со дня разговора, а он уж на постоялом дворе появился. Как есть, тот еще проныра. Все интересующие его детали уточнил, все вызнал — и на постоялый двор. Видать, с желающими зашибить деньгу по-легкому у него негусто, приходится самому рисковать, а риск тут велик. Вызнал все и хотя вот-вот морозы ударят, а дороги в плачевном состоянии, приехал.
— Ты как, не передумал?
Умный. Понимает, что у стен могут быть уши, поэтому вывел Виктора в чистое поле, чтобы наверняка никто не подслушал. Хорошо хоть дождика нет, а то ведь его бы и это не остановило: невелико неудобство, голова дороже. Но вместе с тем холодно на открытом пространстве, да и ветер не на шутку разошелся.
— Ты о чем, Лис?
— О том, с чем ты не так давно приходил ко мне.
— Так ты же сказал, что не ведаешь, о чем это я.
— Проверить кое-что нужно было.
— Шутки со мной шутковать решил? — подпустил немного угрозы в голос Виктор. — То «знать не знаю», а то заявляешься…
— Не злись, Добролюб. Разговоры разные про тебя ходят. Сказывают, что по сей день трофеи с войны продаешь. А где та война? Нету. Знать, трофеи не с войны.
— Это не твоя печаль.
— На большую дорогу вышел?
— Вот интересно, Лис, а с чего ты решил, что сможешь вернуться обратно в Звонград?
— Ты это… Ты неверно все понял, Добролюб. Я только к тому, что не дело самому-то рисковать. Ты только выслушай.
— Говори. А я послушаю.
— Тут дело какое… Есть у меня знакомец, который с лихими знается. Так вот, у тех трудности с продажей пограбленного, готовы в треть цены уступать, лишь бы с рук сбывать. Тебе и дел-то — товар у разбойничков чин по чину принять да мне весть бросить. Я приеду и сразу уплачу полцены, а товар вывезу.
— А какая тебе печаль платить мне полцены, коли можешь за треть взять и сам?
— Легко сказка сказывается, да нелегко
— Может, и так, да только ты-то ко мне подходил еще до войны.
— Война была лишь в довесок. Ты тогда уже Секача порешил со всей ватагой, и слава о том пошла. Так что не просто я к тебе подходил.
— А чего же давеча отказался?
— Так проверить нужно было. Дело-то оно выгодное, но рисковое — можно и костей не собрать. Тогда-то ты отказался, а тут сам пришел. Ну сам посуди, мог ли я иначе?
— Тоже верно. И как теперь будем?
— Я с тем человечком свяжусь и скажу, чтобы к тебе подходили. А ты жди того, кто тебе слово от Струка принесет и копейку цифрой вверх подаст.
— Добро. Только упреди, чтобы зазря на купцов не нападали. Я сначала убедиться должен буду, все ли ладно.
— Нешто не веришь?
— Ты меня купеческим премудростям учи, а в иных я и сам с усам. А что до товара касаемо, так еще подпортят ненароком, а ты не восхочешь платить по чести.
— Да я…
— Или так, или разговора не было.
— Как скажешь, — со вздохом согласился Отряхин. А чего не согласиться? Кругом распутица, купцы ждут зимника, так что разбойничкам сейчас руку приложить некуда.
— И еще. Как только деньгу потребную соберу, больше этим пробавляться не стану. Устраивает — присылай человечка, нет — знать, не судьба.
— Устраивает, — быстренько так брякнул Лис. Не иначе как рассчитывает замазать, а там, дескать, куда ты, милый, денешься, еще и наводить на караваны станешь.
«Ну-ну, как скажешь», — хмыкнул про себя Виктор.
Жизнь на постоялом дворе шла своим чередом. Горазд довольно хорошо восстановился, а потому нагрузки Виктор постепенно увеличивал, добавил изучение рукопашного боя. Парень занимался боевой подготовкой почти целыми днями с небольшими перерывами, сам Виктор — только по полдня, налегая на самоподготовку курсанта.
Не сказать что в остальное время Волков прохлаждался. Напротив. Дело в том, что очень много сил он тратил на изучение гульдского. Часами корпел над листами, аккуратно записывая все, что ему вдалбливал уже свыкшийся с внешностью ученика толмач (мужичонка немного нервничал, ну а как не нервничать, коли объявлен сухой закон), ломал язык и напрягал голосовые связки, чтобы овладеть гортанной речью. В прошлой своей жизни он как-то наплевательски относился к школьной программе английского, да и в техникуме тоже не заморачивался: есть «троечка» — и слава богу. Думал, язык в жизни не пригодится, так что лучше сосредоточиться на том, что имеет практический смысл. Здесь ситуация была иной, и он буквально вгрызался в гранит науки. Дошло до того, что толмачу было строго-настрого запрещено разговаривать с Виктором на славенском. Только на гульдском. Впрочем, пропойца-то пропойца, но учить этот мужичок умел и уверенно вел своего ученика от простого к сложному.