Лже-Абсолют
Шрифт:
– Дружище, ты пробуравишь во мне дырку, – сострил один из сотрудников.
– Не на тебя он смотрит, а на твою соседку, – возразил ему Павел Петрович, – на нашу милую секретаршу Анжелу Ивановну, точнее – на ее сумасшедшее декольте…
Получается, что гости за столом даже НЕ ВИДЕЛИ Поэтессу(?!). И вновь Федор услышал звонкий голос декламировавший знакомое: «Июль пылал невыносимым зноем».
«Что со мной?.. Мираж?.. Безусловное давление на мой мозг?..»
Федор протер глаза… Видение не исчезало, все оставалось по-прежнему: день рождения, ресторан,
Внезапно Федор подумал о том, КАКОЕ СЕГОДНЯ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧИСЛО? Поэтесса посетила его в ночь с шестнадцатого на семнадцатое. Значит, собирались они в ресторане пятнадцатого.
– Сегодня пятнадцатое? – на всякий случай спросил Москвин у соседа.
Тот кивком подтвердил. Выходит СЕГОДНЯ ДЕНЬ, КОГДА УБИЛИ ЛЕНУ. Есть возможность предупредить ее, спасти!
Он схватил телефон, однако в голове вихрем пронеслись слова Поэтессы:
– Вы не можете менять ход истории.
– Смогу! Еще как смогу!
– Уже ничего нельзя сделать…
– Можно!!!
Поэтесса потянула к нему руки, ясно – хочет увести обратно, в настоящее. Он вскочил и побежал, не обращая внимания на удивленные взгляды сослуживцев. Однако как убежать маленькой лошаденке от реактивной машины! Куда бы Федор ни заворачивал, везде видел ее, Поэтессу!
Курительная комната оказалась пустой. Именно здесь и произошел решающий разговор.
– Дайте руку, Федор Николаевич!
– Я хочу СПАСТИ ЕЕ!
– Лена уже мертва! Ее убили двадцать минут назад.
– Господи!.. Почему мы не оказались здесь раньше?..
– Я уже объясняла. Федор Николаевич, вы только навредите себе.
– А вы безжалостны!
– Жалость здесь не причем. Позже поймете.
Федор продолжал сжимать в руках телефон, казавшийся сейчас таким бесполезным… ЕЕ УБИЛИ ДВАДЦАТЬ МИНУТ НАЗАД!
– Дайте руку! – повторила Поэтесса.
Москвин терпеть не мог, когда кто-то (пусть даже начальство) диктовал ему условия, обычно в этот момент внутри него до предела натягивалась струна неповиновения, он становился неуправляемым. Легко мог совершить поступок, о котором впоследствии бы пожалел. И все равно шел напролом, поскольку был уверен в своей правоте.
Но сейчас он остановился, задумался…
Бежать в институт?.. Он лишь себе навредит, застукают на месте преступления, сразу станет подозреваемым. Органам ведь у нас только прицепиться, есть козел отпущения – есть очередная награда. А козлик он вполне подходящий! – …Дайте руку! – повторила Поэтесса.
Вновь непонятная сила скрутила Федора, дробя его волю и убеждая в правильности сомнений. Этой силе он противостоять не мог. А потом и не захотел. Он протянул руку!
…Федор опять находился в своей квартире; все как обычно, и даже Поэтесса не исчезла, наоборот, она по-хозяйски расположилась в кресле, с удовлетворением наблюдая за пережившим неожиданное путешествие хозяином. У Москвина заломило виски, перед глазами быстро-быстро побежали волны.
Он действительно только что снова посетил тот злополучный ресторан?
– Так
– Нет, мы пробежались до ванны и обратно, – усмехнулась Поэтесса. – Опять недоверие? Да вы, сударь, покруче любого солипсиста (философское учение, где реальным признается только мыслящий субъект, все остальное существует только в его сознании. – Прим. авт.). Тогда последнее доказательство. Ваш изумительный синяк… Что там говорили про свою уникальную медицину? Сколько времени ей потребуется, чтобы вылечить его?.. А я сделаю это за секунду.
Поэтесса приблизилась к Федору, коснулась его лица. Он ощутил боль, точно от укола, однако длилась она лишь мгновение.
– Теперь посмотритесь в зеркало.
Поразительно: от недавней синевы не осталось и следа! И это действительно оказалось ПОСЛЕДНИМ АРГУМЕНТОМ.
Поэтесса то ли поняла его, то ли прочитала мысли. Из ее груди вырвался легкий вздох облегчения:
– Наконец-то! А ведь потеряли столько времени.
Внезапно она напряглась, лицо покрыла печать тревоги. Женщина воскликнула: – Жаль не успею…
– Чего не успеете? – спросил Москвин.
Но она будто не слышала его, лишь сокрушенно качала головой:
– Ничего не бойтесь.
– ?!!
– Они не те, кем кажутся. Я буду рядом и при необходимости приду на помощь.
Дальше все – как в пьесе абсурда. Поэтесса резко развернулась, двинулась в сторону кухни, и почти тут же раздался звонок в дверь, который на мгновение отвлек внимание Федора. А когда он вновь перевел взгляд на гостью, то увидел, что ее… нет. Исчезла(?!)
Он осмотрел кухню, ванную, заглянул на балкон… ЕЕ НЕТ!
Звонок – настырный, очень похожий на тот, утренний, когда Федора посетили следователи. Только сейчас он казался еще более неприятным, пробуждающим в душе безысходность.
– Кто? – спросил Федор и услышал резкий ответ, от которого кошки на душе заскребли: – Полиция!
– Опять полиция? Его все-таки подозревают? Считают, будто он каким-то образом причастен к смерти Лены?
«А это правда полиция?»
Высокий парень с лошадиной мордой сунул ему под нос удостоверение. Второй, коренастый, со стрижкой под бобрик, едко улыбнулся:
– Собирайтесь, господин убийца. Вот постановление на ваш арест.
Федор прочитал документ, все печати, штампы на месте… Почему его подозревают?! Надо связаться с адвокатом. А есть у него хоть один знакомый?.. Конечно, нет. Разве мог Федор предполагать, что когда-нибудь ему ПОТРЕБУЕТСЯ Адвокат!
– Не могли подождать до утра? – вздохнул Москвин. – Еще полиция…
– Правильно, – хихикнул коренастый, – вы теперь живете в полицейском государстве.
От шутки и тона, которым она была произнесена, внутри Федора все перевернулось. Коренастый, с его развязными, самоуверенными манерами, немытыми сальными волосами и дурным запахом изо рта пробуждал дикую неприязнь. От таких людей хочется поскорее отгородиться великой китайской стеной.