М - 4
Шрифт:
Контрразведчик привычно (для Степана, понятно) ухмыльнулся:
— Здравия желаю, товарищи офицеры!
И, переведя взгляд на особиста, продолжил:
— Ну, привет, внучок! Высокие у вас тут заборы, едва перелез. Да и потом побегать пришлось. А вот двери — полное дерьмо, никакой звукоизоляции, сплошной пластик. Потому краем уха и услыхал, что ты моему боевому товарищу чуть ли не угрожать вздумал. Нет, расследовать произошедшее, понятно, правильно и нужно, вот только сперва со мной пообщаешься, договорились?
— Дед… — охнул Королев, вскакивая со стула. — Один в один, как на старой фотке! Но ты же погиб в сорок третьем?! И это… ты ж молодой совсем, моложе меня?!
— Во-первых, не погиб, а пропал без вести, — посуровев, отрезал контрразведчик, кивнув на Степана. — А во-вторых, вон и он тоже пропал — и ничего,
— Не стану, — переглянувшись с Алексеевым-старшим, кивнул комбат. — Разговаривайте. А я пока с незаконным проникновением на территорию военного объекта разберусь, поскольку шороху вы, товарищ капитан госбезопасности, навели неслабого. Неужели нельзя было как-то иначе поступить?
— Действовал по обстановке, — широко улыбнулся Шохин, подмигнув Степану. — Как и ваш пропавший и нашедшийся подчиненный. Свободны, товарищи офицеры. Дальше я уж сам.
— Серега… то есть, виноват, тарщ капитан, но… как?! Почему?! — не удержался старлей. — Ты ж сам не хотел светиться?!
— Ситуация изменилась, — хмыкнул тот. — Кто б мог подумать, что родной внук по моей стезе пошел? Да еще и в твоей части обосновался? Вот я и смекнул, что тебя выручать пора, покуда совсем уж поздно не стало. Спасибо товарищу прапорщику, подвез. А вопрос, что у тебя, Степа, на языке вертится, ты не озвучивай, не нужно…
Молча кивнув, Алексеев вместе с комбатом и отцом покинул кабинет.
Прикинув, что вопрос, каким образом Шохин вообще ухитрился узнать, где служит его внук, и на самом деле озвучивать не стоит. Поскольку однозначно подставит и Виктора Егоровича, и его таинственных «товарищей из органов», порой подкидывающих ему нужную поисковикам информацию. Хотя сыграл он, стоит признать, четко, наверняка, представив все поиском сведений про собственных потомков. Значит, просмотрел-таки то, что ему старый сапер распечатал…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРОШЛОЕ
Глава 6
«КАВАЛЕРИЯ ИЗ-ЗА ХОЛМОВ-2»
Малая земля, 21 февраля 1943 года
Первые несколько дней взявшие оперативную паузу гитлеровцы практически не активничали, периодически прощупывая прочность советской обороны точечными ударами, наносимыми в разных местах. Поскольку ни к чему дельному (кроме очередных потерь) это не приводило, на смену приходили начинающиеся едва ли не по расписанию авианалеты и артиллерийские обстрелы, благо местность была знакома и пристреляна. В ответ по разведанным и указанным корректировщиками квадратам отрабатывала уже советская артиллерия, как дальнобойная, с противоположной стороны бухты, так и размещенная на плацдарме. Да и пикирующим бомбардировщикам тоже приходилось солоно, ведь к этому времени Малая земля обзавелась несколькими зенитными батареями разного калибра. Существенно активировалась и наша штурмовая и истребительная авиация, спешно переброшенная на полевые аэродромы в районе Туапсе и Геленджика — терять столь неожиданно захваченные позиции командование Закавказским фронтом не собиралось. Как, собственно, и далекая, но всевидящая и всезнающая Ставка.
Приятным дополнением являлась группа маломерных судов с установленными на палубах направляющими, засыпавшая вражеские позиции фугасными и зажигательными эрэсами, аналогичными тем, что применялись в сухопутных РСЗО, легендарных БМ-13, и в штурмовой авиации[4]. Отстрелявшись, часть «реактивной флотилии» полным ходом уходила в Геленджик для пополнения боекомплекта, уступая место перезарядившимся товарищам. Поскольку со «Сталинским органом» гитлеровцы уже были хорошо знакомы, особого оптимизма им это не добавляло. Как следствие, за первыми в мире плавучими «ракетоносцами» усиленно охотились немецкие бомберы, на чем их и удалось несколько раз удачно подловить, подставив под огонь советских истребителей. Потеряв полтора десятка самолетов, навеки (ну, или до того момента, когда ими заинтересуются будущанские военные археологи) упокоившихся на морском дне, фрицы поумерили пыл, хоть от идеи окончательно разобраться
А затем недолгая передышка закончилась.
И гитлеровцы, подтянув, наконец, силы и перегруппировавшись, предприняли первую серьезную попытку прорвать линию обороны и отбить утерянные позиции…
* * *
— Все, братцы, опередили нас германцы, — угрюмо констатировал старшина Левчук. — Прежней дорогой обратно уж не вернемся, поскольку отрезали нас, придется новую тропинку искать. Попробуем вон через те руины пробраться, там фрицев пока вроде как не видать. Дадим крюка, глядишь, к нашим позициям и выползем. Топаем аккуратно, чтоб ни под немецкие, ни под свои пули не угодить. Вперед!
Разведчики, понятно, спорить не стали, бесшумными тенями двинувшись следом за командиром группы.
Ситуация, в которой оказалась разведгруппа, была вполне обычной на любой войне. О планах фашистов начать очередное массированное наступление на плацдарм, советское командование, разумеется, знало — и радиоразведка работала, и информация от партизан поступала. Непонятным оставалось лишь то, какие именно силы и средства задействуют гитлеровцы на этот раз, и где конкретно нанесут основной удар. Для выяснения последнего в ближний вражеский тыл и отправилось несколько ДРГ, одной из которых и стала группа старшины Левчука. Выяснив все необходимое и отправив кодированную радиограмму, морские пехотинцы двинулись в обратном направлении, надеясь по темноте успеть вернуться на плацдарм.
Но — не срослось. Они почти добрались до своих, когда на передовые позиции обрушился огонь немецкой артиллерии, и разведчикам пришлось спешно укрываться в развалинах промсектора, пережидая налет, продлившийся куда дольше обычного. Последнее никого не удивило: и без того было понятно, что немцы начнут именно сегодня, перед самым рассветом. Проблема крылась в том, что артналет затянулся почти на полчаса против обычных десяти-пятнадцати минут, и бойцы потеряли драгоценное время. Повезло еще, что не завалило с концами в том подвале, когда фашистский снаряд обрушил последнюю уцелевшую стену вместе с остатками перекрытий. Пока выбирались из-под завала, мало того, что надышались кирпичной пыли и перемазали маскировочные костюмы до состояния зимних маскхалатов, так еще и потратили на это добрых двадцать минут. О том, чтобы вернуться прежним маршрутом, теперь и речи не шло: разведчики неожиданно оказались в полосе вражеского наступления. Хорошо, удалось вовремя разглядеть в предрассветной туманной мгле перебегающие от одного разрушенного здания к другому штурмовые группы противника, не столкнувшись сдуру ни с одной из них. А вот бронетехнику фрицы на этот раз вперед посылать не стали, понимая, что особой пользы от танков с прочими бэтээрами во время боя в городской застройке не будет, а вот потери — однозначно возрастут. Так что придержали, дожидаясь удобного момента. Не рассчитали только, что ребята Левчука немногочисленную «броню», в основном легкую, срисовали еще несколько часов назад. И если с рассветом прилетят наши штурмовики — а в последние дни авиаподдержка Малой земли всерьез усилилась, — панцерманам придется кисло. Уж чему-чему, а охоте на вражескую бронетехнику пилоты советских «Илов» и «Пешек» научились хорошо, на всех фронтах с лихвой возвращая долг за летние разгромы сорок первого…
Спустя несколько минут осторожного движения по развалинам разведчикам удалось сориентироваться. Причем, ориентир оказался такой, что ни с чем другим не перепутаешь: впереди стоял, чуть подвернув башню, сгоревший танк, тот самый, на котором они и въехали в город. Порыжевший от жара, с распахнутыми, намертво приварившимися люками, скособоченной пушкой и свисающей с разбитого ленивца порванной гусеницей. От черно-белых крестов на бортах и тактического номера на башне остались лишь, впечатавшиеся в броню контуры — полыхала «четверка» долго, поскольку бензина в баках в тот момент, когда болванка разворотила МТО, оставалось еще прилично. Просто удивительно, что боекомплект так и не рванул, видимо, просто выгорев. Даже с расстояния в добрый десяток метров ощущался резкий запах горелого металла, резины и еще какой-то химии.