М - 4
Шрифт:
— Где… мы? — отплевавшись, нервно осведомился окончательно пришедший в себя контрразведчик. — Почему день?
— Когда под Озерейкой вынырнул, этот же вопрос задал, — буркнул Степан. — Только тогда ночь была, а сейчас наоборот. Остальное потом объясню, ежели сам не догадаешься, когда доплывем.
Ухватившись за линь спасательного круга, старлей развернул товарища в нужном направлении:
— Берег там, метров с двести, так что почапали помалеху. Серега, забыл спросить, ты плавать-то вообще умеешь?
— Обижаешь, — отрезал Шохин. —
— Тогда совсем здорово, — извернувшись, Алексеев избавился от плащ-накидки, расстегнул портупею с кобурой и ножнами со штык-ножом, и в три приема сбросил мигом ушедший на дно намокший бушлат, оставшись в гимнастерке и тельняшке. Прорезиненная накидка тонуть не пожелала, темной кляксой распластавшись на волнах, пришлось отпихнуть в сторону. С обувью заморачиваться не стал: берцы — не сапоги, быстро не стащишь, да и к ноге плотно прилегают, практически не мешая плыть.
— Скидывай одежку, в ней не доплывем, вниз утянет. Давай помогу, мне уж полегче.
Совместными усилиями освободили капитана госбезопасности от верхней одежды и обуви, потратив на операцию вдвое больше времени — пришлось повозиться, мешала портупея и перекинутый через плечо ремень драгоценной полевой сумки, которую Шохин, несмотря на ругань старлея, категорически не хотел выпускать из рук.
Передохнув с минуту, неспешно двинули в сторону берега, вскоре ощутив ногами поднимающееся дно и выбравшись на крохотный дикий пляж, к счастью оказавшийся безлюдным. Шурша подошвами ботинок по гальке (особист, раздраженно морщась, топал босиком), Степан оставил товарища под крутым глинистым обрывом, пробежавшись по окрестностям. Окрестности радовали полным отсутствием людей — повезло. Но в любом случае отсюда нужно поскорее уходить, уж больно вид у них с капитаном предосудительный — ну, если он, конечно, не ошибается насчет того, куда именно они попали. Точнее — в какое время…
С последним удалось разобраться быстро: подобрав пустую пивную жестянку, Алексеев разглядел на донышке дату производства. Что ж, как бы то ни было, он вернулся в свое время. Вместе с Шохиным, который об этом пока ни слухом, ни духом. Ну, да ничего, психика у Сереги крепкая, тренированная, выдержит. Да и интересно ему будет, новая информация, опять же. Тут другой вопрос: каким именно образом это произошло? Морпех задумался, припоминая недавние — или как раз таки давние? — события. Немецкая бомба, взрыв, падение в воду, спасательный круг… твою ж мать, снова круг! Неужели?!
Не обращая внимания на удивленный возглас товарища, старлей с плеском бросился в море, в два счета нагнав отнесенное от берега спассредство. Стоя по грудь в воде, осмотрел находку, сразу же обнаружив искомое — след от немецкой пули. Той самой, которая до сих пор покоилась в кармане гимнастерки, куда он переложил ее, переодеваясь в душевой в Геленджике. В сорок третьем году, блин, переложил! С трудом подавив желание немедленно ее вытащить и зашвырнуть вместе с кругом подальше в море,
Потихоньку обсыхающий Шохин, уже успевший выжать и натянуть обратно гимнастерку, наблюдал за ним с вялым интересом, но никаких вопросов пока не задавал, занимаясь промокшим планшетом с драгоценными блокнотами внутри.
Подойдя к товарищу, Степан бросил ему на колени пивную банку:
— На, погляди. На донышке дата изготовления, последние две цифры в любой строке — год. С приставкой «20» впереди.
Непонимающе взглянув на морпеха, контрразведчик повертел в руках жестянку, сжал в пальцах, перевернул:
— Интересный материал, вроде бы металл, на алюминий похож, но мягкий совсем и упругий. А, вот нашел: «девятнадцатое ноября две тысячи двадцать…»… ЧТО?!
— Мы в моем времени, Серега! В будущем, короче говоря. И очень сильно надеюсь, что это именно мой мир, а не какой-нибудь там параллельный.
— А этот круг-то здесь при чем? — особист задал вовсе не тот вопрос, который ожидал Алексеев. — Не зря ж ты за ним в море лазал, да еще и с таким перекошенным лицом? Объяснишь?
— Объясню, только чуть позже. Нужно отсюда уходить, нам в таком виде с местными встречаться не с руки. Сейчас главное телефон найти, если дозвонюсь до Егорыча, сразу же кучу проблем решим, он товарищ надежный, поможет. Повезло, что у меня память на номера хорошая, с первого раза запомнил, хоть даже и не думал, что пригодится.
— А кто он такой? — Шохин безропотно поднялся с гальки.
— Боевой товарищ моего отца, в Афгане вместе воевали — помнишь, я про эту войну писал? Просто больше я никого в Новороссийске и не знаю.
— Может, в свою часть сообщишь? — неуверенно предложил контрразведчик. — Я бы так и поступил. Лучше сразу в особый отдел.
Алексеев невесело ухмыльнулся:
— Во-первых, часть моя не тут, а в Темрюке дислоцируется, и прямого телефона я не знаю, а во-вторых, там я наверняка числюсь пропавшим без вести во время маневров. А объяснять по телефону, где я на самом деле находился, сам понимаешь, полный бред. Так что с этим однозначно погодим. Да и вообще, пока я даже не уверен, что это именно мой мир, а не какой-нибудь там параллельный!
— А вот тут уж совсем непонятно, пояснишь?
— Обязательно, но позже, сказал же! Сейчас нужно кое с чем другим разобраться. Ты так толовую шашку в планшете и таскаешь?
— Ну, да… — непонимающе пожал плечами капитан госбезопасности.
— Давай сюда, — осмотревшись, Степан подобрал обломок выбеленной морем и солнцем доски, несколькими ударами выкопал в глинистом склоне небольшую нишу, куда запихнул спасательный круг, протянутую Шохиным шашку и свою Ф-1 из внутреннего кармана — ту самую, заветную. — У тебя тоже «эфка» была, где она?