М - 4
Шрифт:
— И они согласились? — заинтересовался Вождь.
— Даже не спорили, — прекрасно понял, о ком идет речь, Лаврентий Павлович. — Полагаю, прекрасно осознавали, что ситуация и без того весьма неоднозначная, потому сразу дали добро. Наши бойцы пойдут десантом на броне, так что не отстанут. Насколько понимаю ситуацию, все решится часа за два-три, этого времени нам как раз должно хватить для переброски подкрепления. Если они отбросят фашистов — а они это однозначно сделают, — плацдарм будет в безопасности. Потерять позиции под Новороссийском нам никак нельзя, последствия могут оказаться крайне серьезными и даже катастрофическими для всей Краснодарской наступательной операции. Разумеется, в стратегическом смысле Харьков
— Хорошо, я тебя услышал, — не поднимая взгляда, пробормотал Иосиф Виссарионович. — И в целом согласен. О развитии ситуации докладывать каждый час, я на связи.
— Разрешите идти, товарищ Сталин? — на всякий случай уточнил наркомвнудел, откровенно нервничающий, когда САМ находился в подобном задумчивом, и оттого малопредсказуемом, состоянии.
Хозяин кабинета не ответил, лишь коротко махнул рукой…
Новороссийск, район цемзавода «Октябрь», 23 февраля 1943 года
Сержанту морской пехоты РФ Леньке Васильеву было страшно. Нет, не так: СТРАШНО. Месяц назад, когда их бэтэр заглох и начал тонуть, никакого страха не было и в помине, скорее подхлестнутый выброшенным в кровь адреналином азарт. Ну, еще бы, первые в жизни маневры с реальной морской высадкой, да еще и в шторм, и сразу такое приключение! Добраться до берега вплавь и вступить в бой, словно легендарные советские морпехи, семьдесят лет назад воевавшие в этих краях. Реально круто! Правда потом, когда условный противник оказался не менее условно разгромлен, внезапно выяснилось, что последним покидавший боевую машину взводный до берега так и не добрался. И начались нудные разбирательства с вызовом к комбату и особисту (еще тому, прежнему, на смену которому недавно прибыл майор Королев) и обязательное бумагомарание с написанием подробного рапорта в духе «как все происходило, что видел и слышал, как вели себя товарищи, почему не пытался помочь товарищу старшему лейтенанту» — и так далее…
Потом тоже бывало страшновато. И когда оказалось, что их корабль провалился в прошлое, и когда сидели в содрогавшемся от ударов немецких снарядов блиндаже, и когда вступили в первый настоящий бой с фашистами (попал ли он хоть в одного гитлеровца, сержант так и не понял, работая на одних рефлексах), и когда бежали под бомбами к катеру. Но тогда страх был какой-то… ну, другой, что ли? Видимо, в голове сработал некий предохранитель, и все происходящее стало казаться слегка нереальным, словно бы Леонид вдруг попал в виртуальную игру с эффектом полного погружения, где нужно бегать, стрелять и уворачиваться от ответного огня, но смерть — всего лишь досадная случайность и повод для перезагрузки и возвращения в бой. После чего можно будет снова бегать, стрелять и уворачиваться, проходя следующий уровень. И даже трупы убитых фашистов, несмотря на то, что выглядели они вовсе не так, как показывают в кино, а гораздо страшнее и, гм, реалистичнее, не слишком пугали. Вальку Семенова, когда товарищ старший лейтенант приказал забрать пулемет, вон как торкнуло, едва не проблевался, а ему — хоть бы хны. Скользнул взглядом по залитому кровью лицу, переступил — и потопал себе дальше.
Накрыло его позже.
Нет, не здесь, в душном полумраке боевого отделения родной «восьмидесятки», раньше. Когда капитан Руденко выстроил морпехов и сообщил, что в высадке будут участвовать исключительно добровольцы, остальные
— На размышление — минута. После моей команды добровольцам — шаг вперед. Думайте, мужики. Но думайте крепко, игрушки закончились. Это не маневры, это настоящий бой и настоящая война. Проявите слабину, струсите, дрогнете в самый ответственный момент — и сами погибнете, и товарищей подставите, — ротный демонстративно согнул локоть, глядя на наручные часы. — Время пошло.
Вот тут Леониду стало реально страшно. Настолько, что даже живот закрутило, и голова слегка закружилась. Страшно потому, что он не хотел еще раз возвращаться туда, где по-настоящему убивают (ощущение нереальности происходящего давно ушло, осталось лишь убийственно-четкое осознание того, что все это было на самом деле), но отчего-то твердо знал, что в любом случае сделает шаг вперед. Просто не сможет не сделать, ведь когда все так или иначе закончится, он просто не простит себя за секундную слабость. Попытался, было, встретиться взглядом с Алексеевым, найти в его глазах ответ, но взводный, заложив руки за спину, угрюмо глядел в пол. Собственно, как и лейтенанты Рукин с Бределевым.
И потому, когда ротный встал по стойке смирно и негромко скомандовал «добровольцам — шаг вперед, остальным — оставаться на месте», сержант морской пехоты Леонид Васильев одним из первых шагнул вперед. Шагнул, буквально охреневая от собственной смелости и где-то глубоко внутри гордясь собой. И тут же душу заполнила какая-то необъяснимая, поистине иррациональная легкость, способная, казалось, поднять его над палубой и понести… ну, куда-то там понести. В светлое будущее, наверное. Или, блин, в прошлое…
Оглядев дружно сделавших шаг вперед морпехов, Руденко, отчего-то дернув головой, вскинул руку к обрезу берета:
— Спасибо, бойцы! Вольно, разойтись. Выход в море через двадцать минут. Проверить оружие и экипировку, подготовиться к десантированию, командирам отделений на контроль. Работаем, морпехи, работаем!
И, быстро переглянувшись с ротными, тихо добавил:
— Я в вас и не сомневался, парни. Благодарю, не подвели. Тех, кто не нашел в себе сил идти в бой — ни в коей мере не осуждаю. Более того, вам я тоже благодарен, прежде всего, за честность. Ну, и чего стоим? Разбежались, живо! Готовьтесь, нянек не имеется, все по-взрослому…
Вот только страх, противный и липкий, к сожалению так никуда и не делся, лишь затаился до поры до времени в самом темном уголке широкой и выветренной соленым морским ветром души сержанта Леньки Васильева. Затаился, гад такой, выгадывая время, чтобы вернуться. Причем, вернуться, как водится, в самый что ни на есть неподходящий момент. Которым и стал тот миг, когда БТР, приняв на броню десант из местных бойцов, взрыкнул всеми своими двумястами с лишним лошадками, и рванул навстречу грохочущему взрывами и выстрелами переднему краю…
— Ты не боись, братишка, в первый раз всем страшно, — негромко шепнул в ухо сержанта сидящий рядом с ним Аникеев, безошибочно уловивший настроение неожиданного товарища. — По себе знаю. Главное, в первый момент слабину не дать, а дальше оно само пойдет. Да и командир у нас отличный, мы с ним в каких только передрягах не бывали, и всегда живыми да здоровыми возвращались. Да еще с пленными и ценными трофеями. Так что не дрейфь, браток, прорвемся!
— С чего ты взял, что мне страшно? — буркнул морской пехотинец, пытаясь вспомнить, как зовут этого бойца, самого молодого из всех. Василием? Иваном? Ага, товарищ старший лейтенант именно так его и называл, Иваном, точнее Ванькой или Ваней. И фамилия у него еще такая смешная… Аникеев, вот! «У меня комп глючит, нужно вызвать эникейщика», ага…