M&D
Шрифт:
Греясь на калифорнийском солнышке, Наум не знал, что Моничев не инсценировал, а реально обанкротил свои фирмы, опрокинул многих серьезных людей, ни с кем не поделился, поэтому ищут его реально, а не понарошку, и его уголовные дела никто не думает волокитить.
Иосиф Григорьевич не стал указывать на эту неинформированность – рассказывая о своих неудачах, расписываясь в собственном бессилии (подняли все связи, задействовали столько служб, а Моничева никак не найти), неизбежно привлекаешь к себе бэд-карму. Потянутся новые проблемы, а это совершенно ни к чему.
Но Иосиф Григорьевич еще не избавился от своего гнева, на душе было так паршиво, что он выругался – но не по Моничеву, а по Шмерко, которого, как еремеевскую
– Моничев пообещал устроить к себе на работу Дениса Еремеева – хорошая должность, перспективы, и так далее, – объяснил Наум.
– Половине города он пытается навязать своего крестника, но почему-то никто не торопится его трудоустраивать, несмотря на влиятельного крёстного.
Дующий с океана ветер теребил поверхность воды, вспахивал её и гнал борозды впереди себя, прямо на берег, где неугомонный бег волны, наконец, разбивался о камни. А ветер легко взмывал ввысь через лес и горы и продолжал беспрепятственно свой полёт вглубь континента.
– Желал бы я сейчас подняться на воздух, как Хромой Бес, посмотреть, что творится в мире, повидать того, кого давно не видел, – неожиданно для самого себя произнёс Иосиф Григорьевич.
– Кого-то ищешь?
Как бы неприятно это ни было, но Иосиф Григорьевич признался в том, как промахнулся с Моничевым. Прожженый человековед не разглядел подлую сущность своего подопечного, хотя тот наглядно её продемонстрировал: предал Артура Ансимова, друга, сделавшего ему всё – карьеру, бизнес, положение в обществе.
– Он тебя просто охмурил, – попытался успокоить Наум, – знаешь, как бывает, умом понимаешь, а делаешь всё наоборот.
И дал совет: успокоиться, не принимать скоропалительных решений, и на время отложить поиски. Вернее, пусть следственные органы выполняют свою работу, а ему, старому седому полковнику, не стоит забивать этим голову. Пока. А в нужное время решение само придёт.
Они встали на якорь в пятидесяти метрах от берега. Рэнди подал лобстеров, зажаренных на противене, и удалился в камбуз. Аромат нежного мяса смешивался с запахом солёного моря, слух улавливал крики чаек и плеск волн, бьющихся о борт. Через правильные промежутки времени все звуки тонули в гуле прибоя – мощные океанские валы несли свои пенящиеся гребни вверх по отмели, чтобы разбить их вдребезги о прибрежную гальку. Воздух наполнялся стуком, звоном и шуршанием миллионов блестящих камешков, затем волна отступала, и всё стихало, пока океан набирал силы для нового натиска на упорный берег.
«Обман – как дельфин: с виду невинный, а зубы – пила, – подумал Иосиф Григорьевич. – В случае Моничева – сравнение уместное. Такой же предсказуемый, и, можно не сомневаться, что где-нибудь сам засыпется на собственном же дерьме».
Глава 92
Они познакомились на дискотеке «Звёздная». Это огороженная терраса на открытом воздухе на набережной, где есть кухня, бар, танцпол, сцена, и столики, куда официанты приносят заказы.
Таня была с подругой Леной. Ей только недавно мама разрешила задерживаться допоздна на дискотеках, и она радовалась открывающимся возможностям. Лена, более опытная, рассказывала, что здесь и как. Никита Морозко пришёл в компании нескольких друзей. На днях его выпустили из психиатрической больницы – стараниями матери, а вернее, связями профессора Синельникова, за которым она ходила по пятам, умоляя принять меры к освобождению сына. И теперь он стремился наверстать упущенное – снять тёлок, оторваться по полной программе.
Познакомились, как обычно знакомятся на дискотеках. Танцевали, пили пиво, много шутили и смеялись. Возможно, это бы и осталось просто шапочным знакомством –
В тот день они опять пришли в «Звёздную» – это стало их любимым местом. Никита взял троих друзей, и все они были без девушек. Те ещё были дарования – на половину задаваемых вопросов отвечали «пиво», на другую половину – «йабаццо». Парни сразу отошли к барной стойке, заказали пиво, и стали наблюдать, как Таня танцует напротив, на танцполе. Её движения становились всё более откровенными, и возле неё сгруппировалось несколько молодых людей, каждый из которых пытался до неё дотронуться. Кольцо сужалось. Но вот один, самый смелый, растолкав других, вышел на финишную прямую. Он увивался перед Таней, держа её за талию, целуя её. Она, казалось, и сама не против.
Заиграла медленная музыка. Как продолжение их объятий начался медленный танец. Парень, сжимавший девушку уже как свою собственность, сам не понял, как их разняли, и он оказался в окружении четырёх грозных молодых людей с ножами и заточками.
– Ты чё, охуярок, мою бабу лапаешь, охуярок! – заорал Никита, одной рукой хватая парня за грудки, а другой приближая к его горлу нож.
Тот не испугался, и, смахивая с себя неожиданного соперника, крикнул:
– Иннах*й, козлина!
Подоспели его двое друзей, так же, как Никита и компания, небезоружные и небезопасные, и завязалась потасовка. И дело бы дошло до поножовщины, если б не вмешательство охранников. Они разняли стороны, и приказали покинуть заведение. Обратившись к ним с предельной вежливостью, Никита заверил, что произошло недоразумение, и сейчас все тихо-мирно разойдутся. Его друзья также с показной корректностью принялись убеждать охранников, что всё в порядке. И те отошли от взрывоопасной компании, впрочем, недалеко.
– Мой кабак это, мой, слышь ты, опездал! – агрессивно обратился Никита к незадачливому ухажёру, размахивая ножом. – Сейчас ты накроешь нам поляну, а сам съебёшся, пока я добрый.
Тот указал на Таню, стоящую в сторонке.
– Она сама, давай по поняткам разойдемся.
– Ты чё не понял, ты глупомордый! Ты хотел выставить меня на бабу, теперь ты мне торчишь, и должен выставить мне поляну.
При этих словах Никита обвёл вокруг себя рукой, державшей нож, и прибавил:
– Тут всё моё, охранники, и все дела. Тебя будут любить все мои друзья, тебя, в кустах, а потом разберут на запчасти и раскидают собакам.
Заведение принадлежало армянам, а двое темноволосых друзей Никиты, похожие на нерусских, с заискивающим видом переговаривались с охранниками. Учитывая наглый тон Никиты, всё сказанное им походило на правду. Его противники поняли, что никому не будет дела, даже если их порежут на куски прямо на танцполе, и стали отодвигаться в сторону, стараясь сделаться как можно незаметнее. И тот, кому предъявлялся счёт, в итоге остался один на один с всё более свирепеющим Никитой. Но он медлил, ему было стыдно, что его опрокинули на глазах всей толпы. И Никита ещё раз в доступной форме объяснил, что хочет, и пообещал анально покарать в случае невыполнения своих требований.