М. С.
Шрифт:
Количество кривых усмешек весьма значительно. М. С. же заинтересовала практическая сторона вопроса.
— Сколько конкретно лошадей содержится?
— Около 4 тысяч.
— Четыре тысячи. Немало. В общем, так. Два месяца будем догрызать запасы. Ну а потом схрумкаем и лошадей. Выбора у нас всё равно не будет. Да и этих коней хватит не на долго.
Н. З., так сказать. Какие ещё будут идеи?
Снова тишина. Потом встал один из секторных командиров.
— Я предлагаю убрать деление населения на три категории. Всем выдавать норму третьей категории. Думаю, мы этим выиграем себе ещё не менее месяца.
Встал
— Через полмесяца на третьей категории ни один из ваших солдат не поднимет тяжёлого снаряда. Подумайте об этом.
— Все категории останутся. — твёрдо сказала М. С…
— Убрать сегодняшнее быдло. В расход не 45 человек, а всех подряд. Самим жрать нечего, да ещё этих кормить!
— Капитан — сказал Саргон — вы наверное, обратили внимание, что многие из сегодняшнего быдла выглядят куда здоровее нас. Зачем же добру пропадать? Сначала сгоним с них жирок, благо жрать они мало будут. Пока пусть работают, а шлёпнуть их мы всегда успеем.
— Да и сэкономим мы на них немного. Так что ждут следующих версий.
Поднялся ещё один секторной, бывший спецназовец, до войны слывший фанатиком и головорезом, каких поискать. Ну, да людей с подобной славой здесь и без него полным полно.
— Во — первых, у меня вопрос. Какой процент населения мы в состоянии обеспечить всем необходимым за счёт продуктов длительного хранения?
— Примерно пять.
— То есть, менее ста тысяч?
— Именно.
— А что у нас в нижних уровнях убежищ высшего уровня?
''Куда он гнёт? ' — подумала М. С., но ответила.
— Склады бактериологического и химического оружия. Там же хранится несколько атомных зарядов.
— Жить в этих ярусах можно?
— Вполне. Что вы предлагаете?
— Предложение моё очень простое: Надо отобрать 100 тысяч человек. Наиболее крепких физически, здоровых и идеологически верных во всех отношениях. Наша задача — сохранить цивилизацию, а мы, пытаясь спасти это быдло, гробим то немногое, что осталось. И значит, пошли они все куда подальше. Мы займём эти ярусы, а они пусть остаются. Эти гражданские хлюпики, всевозможные калеки, мещане и тому подобные отбросы. Им не должно быть места в новом мире. Мы должны сохранить культуру и лучший генофонд. А стадо пусть режет друг друга за банку тушёнки. А мы будем в безопасности. Сейчас не наше время, сейчас время вот таких стай, вроде разгромленной нами. Но наше время придёт!
М. С. встала.
— Интересное, конечно, рассуждение. Но. Кто будет эти сто тысяч отбирать? Ты что ли? Или я?
А если мы друг друга неполноценными объявим? То что тогда? Кто первый за автомат схватится что ли?
Тот уже было рот открыл для ответа, но М. С. вдруг рявкнула. А голос у неё очень сильный.
— Молчать!!! Мы либо все переживём эту чёртову зиму, либо все передохнем! Ясно! И третьего нам не дано! Ибо мы люди, но люди мы именно потому, что за нашими спинами те, кто просто не могут взять в руки автоматы, те, кто просто не умеют резать глотки, как умеешь ты или я. Они что из-за отсутствия этого умения должны помирать, а мы, наоборот, должны жить только потому, что умеем это? Нет, они будут жить, ибо мы можем постоять за себя. А значит, мы должны драться и за них. Мы не крысы, и прятаться не будем! Я сказала!
— Вы ещё меня вспомните! Только поздно бы не было!
— Ты отстранён от командования, пока временно…
Тот
— Вы суки, мать вашу ещё меня вспомните, только поздно уже будет.
Потом вдруг страшно задёргался, да так, что Хьюг и трое охранников с трудом его удерживали. Он уже не кричал, а хрипел.
— Зубы ему разожмите — крикнул Кэрт вскакивая — эпилептик хренов!
Бестия взглянула на свою руку так, словно никогда её не видела, повертела перед глазами, и ледяным тоном произнесла.
— По-моему, Кэрт, это твой клиент, а не мой.
(Полицейские функции выполняли солдаты из её подразделения.)
Глава 2.
Всю ночь безжизненную снежную равнину обшаривали слепящие глаза зенитных прожекторов. Изредка воздух рвали гулкие очереди крупнокалиберных пулемётов.
Эти длинные ночи страшнее всего. Длинные, жуткие от тишины, безмолвия и мертвящего лунного света, заливающего заснеженные равнины. Ни звука не доносилось с засыпанных снегом равнин. Куда-то исчезли даже бродячие псы. Молчали равнины, трещал и пищал эфир. Впрочем, он-то как раз был жив, и в нём без труда можно было услышать голоса, музыку, песни чужаков. Тех самых, сражение с которыми слишком для многих стало последним. Тех самых, что превратили весь мир в руины, и остановились так и не нанеся удара, как казалось, смертельно раненому противнику. Почему они так сделали? Никто не мог понять.
Лишившейся большей части населения город ещё жил. Но мир вокруг него страшно сократился, И кончался сразу за внешними постами саргоновцев. Равнина, по которой шарили прожекторы, миром уже не была. Из этой заснеженной пустыни никто уже не ждал ничего хорошего.
А в десятках километров в любом направлении от города на похожих, разве что чуть меньших руинах тоже горели огни прожекторов. И там тоже не ждали из снежной пустыни ничего хорошего.
Таких островков более-менее человеческой жизни сначала было довольно много разбросано по бескрайним просторам бывших империй.
Но саргоновцам столицы уже не раз и ни два приходилось слышать, как замолкали радиоголоса таких островков. Причины могли быть самые различные.
Это было страшнее всего- осознание собственного бессилия.
Там, далеко дрались и погибали люди. А ты ничего не мог для них сделать.
Впрочем, с несколькими не слишком отдалёнными городами поддерживалась постоянная связь и саргоновцы даже несколько раз подбрасывали туда боеприпасы — ибо это единственное, чего в руинах столицы в избытке.
Медленно всходило тусклое зимнее солнце. Потухли прожектора. Сменились караулы. Над 'городом' местами поднялись дымки. Вскоре у пунктов раздачи появились люди. Началась выдача продовольствия.
За хранением, распределением а также всем процессом выпечки хлеба установлен жесточайший контроль. Другого продовольствия несколько третей уже не выдавалось. Действует карточная система, и карточки почти на всё, кроме хлеба остаются неотваренными. Правда, сегодняшний день будет исключением. Столица входила в число тех городов, где перед началом бомбёжек населению раздали запасы продовольствия на несколько месяцев. Сколько из этих запасов ещё на руках у населения — неизвестно никому.