М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

Он поместился на низком табурете перед диваном,

на котором, одетая в черное платье, сидела одна из

тогдашних столичных красавиц — белокурая графиня

М<усина>-П<ушкина> — рано погибшее, действитель­

но прелестное создание 2. На Лермонтове был мундир

лейб-гвардии Гусарского полка; он не снял ни сабли,

ни перчаток и, сгорбившись и насупившись, угрюмо

посматривал на графиню. Она мало с ним разговаривала

и чаще обращалась к сидевшему рядом с ним графу

Ш<увалов>у,

тоже гусару 3. В наружности Лермонтова

было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрач­

ной и недоброй силой, задумчивой презрительностью

и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших

и неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взор странно

не согласовался с выражением почти детски нежных

и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая,

кривоногая, с большой головой на сутулых широких

плечах, возбуждала ощущение неприятное; но прису­

щую мощь тотчас сознавал всякий. Известно, что он

до некоторой степени изобразил самого себя в Печо­

рине. Слова «Глаза его не смеялись, когда он

смеялся» и т. д. — действительно, применялись к нему.

Помнится, граф Шувалов и его собеседница внезапно

296

засмеялись чему-то, и смеялись долго; Лермонтов также

засмеялся, но в то же время с каким-то обидным уди­

влением оглядывал их обоих. Несмотря на это, мне все-

таки казалось, что и графа Шувалова он любил, как

товарища — и к графине питал чувство дружелюбное.

Не было сомнения, что он, следуя тогдашней моде, на­

пустил на себя известного рода байроновский жанр,

с примесью других, еще худших капризов и чудачеств.

И дорого же он поплатился за них! Внутренно Лермон­

тов, вероятно, скучал глубоко; он задыхался в тесной

сфере, куда его втолкнула судьба. На бале дворян­

ского собрания 4 ему не давали покоя, беспрестанно

приставали к нему, брали его за руки; одна маска сме­

нялась другою, а он почти не сходил с места и молча

слушал их писк, поочередно обращая на них свои су­

мрачные глаза. Мне тогда же почудилось, что я уловил

на лице его прекрасное выражение поэтического твор­

чества. Быть может, ему приходили в голову те стихи:

Когда касаются холодных рук моих

С небрежной смелостью красавиц городских

Давно бестрепетные руки... и т. д.

M. A. КОРФ

ИЗ ДНЕВНИКА

21 марта <1840 г.>. На днях был здесь дуэль, кончив­

шийся

ничем, но примечательный по участникам. Не­

сколько лет тому назад молоденькая и хорошенькая

Штеричева 1, жившая круглою сиротою у своей бабки,

вышла замуж за молодого офицера кн. Щербатова, но

он спустя менее года умер, и молодая вдова осталась

одна с сыном, родившимся уже через несколько дней

после смерти отца. По прошествии траурного срока она

натурально стала являться в свете, и столько же нату­

рально, что нашлись тотчас и претенденты на ее руку

и просто молодые люди, за нею ухаживавшие. В числе

первых был гусарский офицер Л е р м о н т о в , — едва ли не

лучший из теперешних наших поэтов; в числе послед­

них — сын французского посла Баранта, недавно сюда

приехавший для определения в секретари здешней мис­

сии. Но этот ветреный француз вместе с тем приволачи-

вался за живущей здесь уже более года женою консула

нашего в Гамбурге Бахерахта — известною кокеткою

и даже, по общим с л у х а м , — femme galante *. В припад­

ке ревности она как-то успела поссорить Баранта с Лер­

монтовым, и дело кончилось вызовом.

Сперва дрались на шпагах, причем одно только

неловкое падение Баранта спасло жизнь Лермонтова;

потом стрелялись, и когда первый дал промах, то по­

следний выстрелил на воздух, чем все и кончилось.

Между тем все это было ведено в такой тайне, что не­

сколько недель оставалось сокрытым и от публики, и от

правительства, пока сам Лермонтов как-то проговорил­

ся, и дело дошло до государя. Теперь он под военным

* женщиной легкого поведения ( фр.) .

298

судом *, а Баранту (сыну), вероятно, придется возвра­

щаться восвояси. Щербатова уехала в Москву, а между

тем ее ребенок, остававшийся здесь у бабки, умер, что,

вероятно, охладит многих из претендентов на ее руку:

ибо у нее ничего нет и все состояние было мужнино,

перешедшее к сыну, со смертию которого возвращается

опять в род отца.

Странно, что лучшим нашим поэтам приходится

драться с французами: Дантес убил Пушкина, и Барант,

вероятно, точно так же бы убил Лермонтова, если б не

поскользнулся, нанося решительный удар, который

таким образом только оцарапал ему грудь.

* По приговору сего суда, смягченному государем, он был пе­

реведен в армию и отправлен за Кавказ. ( Примеч. М. А. Корфа.)