М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

будь неудовольствий. Вот причина, почему я позволил

себе отвлечь вас от того кружка из половины Николая

Петровича.

Я дружески поблагодарил Афанасья Ивановича за

его внимание, повторив пословицу: «Береженого бог бе­

р е ж е т » , — и мы вместе перешли в столовую, где какой-

то сенатор с тремя звездами и с немецкою, выпарив­

шеюся из моей памяти, фамилией рассказывал очень

положительно о разных городских новостях и, между

прочим,

о том, что один из гусарских офицеров, недо­

вольный тем, что будто бы Пушкин пал жертвою каких-

то интриг, написал «самые революционные стихи»

и пустил их по всему городу; он достоин был за это на­

деть белую лямку 8, но вместо всего того, чт о«сорванец

этот» заслуживал, государь по неисчерпаемому своему

милосердию только перевел его тем же чином в армию

на Кавказ. Пылкий Линдфорс не утерпел и стал было

доказывать превосходительному звездоносцу из нем­

цев, что стихи вовсе не «революционные», и в доказа­

тельство справедливости своих слов задекламировал

было:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных о т ц о в , —

как вдруг почтенный Петр Никифорович, громко засме­

явшись, остановил порыв юноши и вперил в него свои

строгие глаза, хотя все лицо его для всех сохраняло

вид веселости.

— Помилуй б о г , — воскликнул он по-суворовски, —

стихи, стихи, у меня за столом стихи! Нет, душа моя,

мы люди не поэтические, а я, хозяин-хлебосол, люблю,

чтобы гости кушали во здравие мою хлеб-соль так, что­

бы за ушами пищало. А тут вдруг ты со стихами: все

заслушаются, и никто не узнает вполне вкуса этого

фрикасе из перепелок, присланных мне заморожен­

ными из воронежских степей.

И тотчас хозяин-хлебосол, перебив весь разговор

о новостях и о контрабандных стихах, самым подроб-

218

ным образом стал объяснять трехзвездному сенатору

и дамам все высокие достоинства перепелов и самый

способ их ловли соколами с такими любопытными

и живописными подробностями, что поистине гости все

от мала до велика слушали с величайшим интересом

и вниманием мастерской рассказ хозяина, по-види­

мому, страстного степного охотника.

После кофе гости, большею частью все интимные

(как всегда у Петра Никифоровича было), зная, что

старик хозяин и его молоденькие дочки должны до вы­

езда в гости: он выспаться богатырски, а они заняться

серьезно т у а л е т о м , — поразъехались. Мы с Синицыным

также улетучились, и мигом его лихая пара рыжих

казанок умчала нас в плетеных санках в конногвар­

дейские казармы, где

в квартире Афанасия Ивановича

нас встретил товарищ его, однокашник по школе, пра­

порщик лейб-гвардии Драгунского, расположенного

в Новгородской губернии, полка Николай Дмитриевич

Юрьев, двоюродный брат и закадычный друг Лермонто­

ва, превосходный малый, почти постоянно проживав­

ший в Петербурге, а не в месте расположения своего

полка, на скучной стоянке в Новгородских военных

поселениях. Приезжая в столицу, Николай Дмитриевич

обыкновенно нигде не останавливался, как у своего

кузена и друга Майошки, который, хотя и служил в цар­

скосельских лейб-гусарах, но почти никогда не был

в Царском, а пребывал постоянно у бабушки Елизаве­

ты Алексеевны.

— А что же Майошка? — спросил Синицын Юрье­

ва, познакомив нас взаимно, после чего Юрьев от­

вечал:

— Да что, брат Синицын, Майошка в отчаянии,

что не мог сопутствовать мне к тебе: бабушка не отпу­

скает его от себя ни на один час, потому что на днях

он должен ехать на Кавказ за лаврами, как он выра­

жается.

— Экая жалость, что Майошка и з м е н н и ч а е т , —

сказал С и н и ц ы н . — А как бы хотелось напоследках от

него самого услышать рассказ о том, как над ним вся

эта беда стряслась.

— Н у , — заметил Ю р ь е в , — ты, брат Синицын, вид­

но, все еще не узнал вполне нашего Майошку: ведь он

очень неподатлив на рассказы о своей особе, да и осо­

бенно при новом лице. <...>

219

— А теперь, Ю р ь е в , — приставал С и н и ц ы н , — идем

к цели: расскажи нам всю суть происшествия со сти­

хами, которые были причиною, что наш Майошка из

лейб-гусаров так неожиданно попал в нижегородские

драгуны тем же чином, то есть из попов в дьяконы,

как говорится.

— К твоим у с л у г а м , — отозвался Юрьев, закуривая

трубку на длинном чубуке, поданном ему казачком

Синицына, который сам, однако, никогда ничего не

курил, но для гостей держал всегда табак и чубуки

в отличном порядке, соблюдаемом этим четыр­

надцатилетним постреленком, прозванным «чубукши-

паша».

— Дело было т а к , — продолжал Юрьев, затянув­

шись и обдав нас густым облаком ароматного д ы м а . —

Как только Пушкин умер, Лермонтов, как и я, как я

думаю, все мы, люди земли не немецкой, приверженец