М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Сборник

век далеко не богат, не знатен, не хорош собой, но умен,

но пылок, восприимчив и глубоко несчастлив; он стоит

на краю пропасти, потому что никому и ни во что не

верит, не знает, что такое взаимность, что такое ласка

матери, дружба сестры, и если бы этот бедняк решился

обратиться к вам и сказать вам: спаси меня, я тебя

боготворю, ты сделаешь из меня великого человека, по­

люби меня, и я буду верить в бога, ты одна можешь

спасти

мою душу. Скажите, что бы вы сделали?

— Я надеюсь не быть никогда в таком затрудни­

тельном положении; судьба моя уже почти решена,

я любима и сама буду любить.

— Будете любить! Пошлое выражение, впрочем, до­

ступное женщинам; любовь по приказанию, по долгу!

Желаю вам полного успеха, но мне что-то не верится,

чтоб вы полюбили Л<опу>хина; да этого и не будет!

Возвратясь домой, я еще больше негодовала на

Л<опу>хина; ведь это его необдуманная откровенность

навлекла мне такие неловкие разговоры с Лермонтовым,

сблизила меня с ним.

Проучу же я его, помучаю, раздумывала я. Понятно,

что я хотя бессознательно, но уже действовала, думала

и руководствовалась внушениями Мишеля. А между

тем, все мои помышления были для Лермонтова. Я вспо­

минала малейшее его слово, везде видела его жгучие

глаза, поцелуй его все еще звучал в ушах и раздавался

в сердце, но я не признавалась себе, что люблю его.

Приедет Л<опу>хин, рассуждала я сама с собой, и все

пойдет иначе; он любит меня, хотя и без волнения,

но глубоко; участие его успокоит меня, разгонит мои

сомнения, я ему расскажу подробно все, что мне

говорил Лермонтов; я не должна ничего от него скры­

вать. Так думала я, так хотела поступить, но вышло

иначе.

Вечером приехал к нам Мишель, расстроенный,

бледный; улучил минуту уведомить меня, что Л<опу>хин

приехал, что он ревнует, что встреча их была как встреча

двух врагов и что Л<опу>хин намекнул ему, что он

знает его ухаживанье за мной и что он не прочь и от

111

дуэли, даже и с родным братом, если бы тот задумал

быть его соперником 42.

— Видите л и , — продолжал Л е р м о н т о в , — если лю­

бовь его к вам не придала ему ума, то по крайней мере

придала ему догадливости; он еще не видал меня с вами,

а уже знает, что я вас люблю; да, я вас л ю б л ю , — по­

вторил он с каким-то диким в ы р а ж е н и е м , — и нам

с Л<опу>хиным тесно вдвоем на земле!

— М и ш е л ь , — вскричала я вне с е б я , — что же мне

делать?

— Любить меня.

— Но Л<опу>хин,

но письмо мое, оно равняется

согласию.

— Если не вы решите, так предоставьте судьбе или

правильнее сказать: пистолету.

— Неужели нет исхода? Помогите мне, я все сде­

лаю, но только откажитесь от дуэли, только живите

оба, я уеду в Пензу к дедушке, и вы оба меня скоро

забудете.

— Послушайте: завтра приедет к вам Л<опу>хин;

лучше не говорите ему ни слова обо мне, если он сам

не начнет этого разговора; примите его непринужденно,

ничего не говорите родным о его предложении; увидя

вас, он сам догадается, что вы переменились к нему.

— Я не переменилась, я все та же, и все люблю

и уважаю его.

— Уважаете! Это не любовь; я люблю вас, да и вы

меня любите, или это будет непременно; бойтесь меня,

я на все способен и никому вас не уступлю, я хочу вашей

любви. Будьте осторожны, две жизни в ваших руках!

Он уехал, я осталась одна с самыми грустными

мыслями, с самыми черными предчувствиями. Мне

все казалось, что Мишель лежит передо мной в крови,

раненный, умирающий; я старалась в воображении моем

заменить его труп трупом Л<опу>хина; это мне не уда­

валось, и, несмотря на мои старания, Л<опу>хин являл­

ся передо мной беленьким, розовым, с светлым взором,

с самодовольной улыбкой. Я жмурила глаза, но обе эти

картины не изменялись, не исчезали. Совесть уже

мучила меня за Л<опу>хина; сердце билось, замирало,

жило одним только Лермонтовым.

На другой день, часов в двенадцать, приехал к нам

Л<опу>хин; это первое свидание было принужденно,

тетка не отходила от нас; она очень холодно и свысока

приняла Л<опу>хина; но по просьбе дяди Николая

112

Васильевича пригласила его в тот же день к себе

обедать. Дядя желал от души, чтоб я вышла замуж

за Л<опу>хина, и лишь только он уехал, он начал

мне толковать о всех выгодахтакой партии, но и тут

я ни в чем не призналась ему, как ни добивался он

откровенности, но на этот раз я действовала уже по

расчету. С первых моих слов он бы выгнал Лермонтова,

все высказал Л<опу>хину и устроил бы нашу свадьбу.

А. мне уже казалось невозможным отказаться от счастия

видеть Мишеля, говорить с ним, танцевать с ним.

За обедом Л<опу>хин сидел подле меня; он был

веселее, чем утром, говорил только со мною, вспоминал