М7
Шрифт:
Ресторан «Русь», некогда принадлежавший «Интуристу», выкупили и облагородили - выстроили несколько залов на пару сотен персон, пристань, уличную площадку и парковку на несметное количество машин. Ресторан по будним дням пустовал - лишь владельцы или их приближенные обедали здесь за разговорами. По выходным же салюты, крики «горько» - так отмечала праздники вся знатная округа, бывший «пролетариат», который в девяностые вдруг стал уважаем не хуже дворянских титулов.
У ресторана был свой небольшой причал на берегу озера, и со временем там можно было заметить и «дачников», щебечущих за чашкой кофе.
Встреча с
Девушки припарковались, неумело втиснув свой «Бьюик» между двух черных внедорожников, которые гроздьями засыпали парковку, и выпорхнули на воздух. Кати попросила подруг подождать снаружи, а сама, набравшись детской и оттого чистой смелости (хотя в тот момент она пыталась казаться взрослее и прожженнее), зашла и начала сверлить трапезничающую плутократию взглядом в поисках мужчины-льва. Не найдя никого, хоть толикой походившего на придуманный образ, Кати расположилась за дальним столиком и, чтобы ничего не заказывать, закурила.
В. сразу распознал Кати и моментально оказался напротив нее. Атлетического телосложения мужчина неопределенного возраста, ведущий аскетичный образ жизни, с паутинкой морщинок близ переносицы и возле глубоко посаженных глаз цвета мутного сердолика. Спустя пять минут разговора выяснилось, что В. коллекционировал самшитовые трубки для курения, умело напевал дифирамбы женщинам и когда заказывал вино, вместо бутылки просил принести чарочку. В детстве обожал карандаши с мягким грифелем, со временем расплывающимся сажей на рисунках, где изображал трясогузок. В молодости обожал сидеть на крыльце в дедовской тужурке и курить, небрежно отрывая фильтр от сигареты.
– Так если серьезно, сколько ты хочешь за «Бьюик»?
– поинтересовался В. с пиететом, не желая оскорбить слишком маленькой суммой молодую девчонку с взъерошенными бровями.
– А сколько предлагаете?
– Кати была напугана настолько, что готова была на любую сумму.
– Пять тысяч тебя устроит?
– Долларов?
– чуть не взвизгнула Кати.
– Ну не рублей же, - разулыбался В.
– Но вы даже не посмотрели машину.
– Почему же, перед тем как зайти, я оценил ее со всех сторон - а что внутри, меня мало интересует. Все равно реставрировать, - он долил вина себе в бокал и полюбопытствовал: - Почему Кати? Просто Катей нельзя называть?
– Просто Катей нельзя.
– Откуда у тебя этот «Бьюик»? Признавайся, угнала у соседей?
– он рассмеялся, чем несколько задел Кати. Она почувствовала себя все той же голодранкой, которой ощущала в английской спецшколе. Неужели она выглядит настолько бедной и жалкой, что не может иметь в собственности даже доисторический «Бьюик»?
– От деда досталась. Стояла в гараже никому не нужная.
– Кати предпочла честно ответить на поставленный вопрос.
– А зачем продаешь?
– Деньги срочно нужны.
– А почему деньги нужны?
– В. проявлял участливый интерес.
«Что за допрос? Да какая разница, -
– А зачем людям бывают нужны деньги, по вашему мнению?
– вопросом на вопрос, уколом на укол - в этом была вся Кати, или не самая смиренная ее часть.
– Чтобы покупать платья и кататься по миру?
– В. поправил дорогие часы с платиновым корпусом на правой руке.
– Чтобы деньги делали деньги - уже неправильный ответ?
– Кати было пакостно от его шуток, она не знала, в какую категорию их переводить - жесткий подкол или просто невинная ирония.
– И что ты со сделанными деньгами делать будешь? Построишь дом на берегу моря и станешь мизантропом?
– В. давно уже скучал по молодым и дерзким человеческим проявлениям.
– Встречу прекрасного принца с ужасным характером. Влюблюсь в молодого, буду независима и всегда неправа.
– А ты смешная.
Снова укол. Снова Кати передернуло. Снова это чувство неловкости. «Какая одиозная личность», - пронеслось у нее в голове, но пронеслось настолько быстро и мимо, что уже спустя мгновение она растворилась в этой беседе, почувствовав, как ее ледяная маска дает трещинки и как ручьями стекает страх быть непонятой под натиском самых едких комментариев.
– Можно маленькую ремарку?
– решила с улыбкой подлить масла в огонь Кати и, не дождавшись его согласия, выпалила: - Вы абсолютно не умеете делать комплименты.
– Права. Ладно, давай так - вот половина, - В. открыл кошелек и отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр (в момент этого отсчета у Кати потемнело в глазах от чувства сбывающейся мечты), - машину можешь оставить здесь или привезти вечером, съездим к нотариусу, все оформим... Ты с учета ее сняла?
Кати отрицательно покачала головой.
– Я готова выписать генеральную доверенность с правом перепродажи. Как снимать с учета - я не знаю.
– Ладно, тогда вместе к нотариусу сгоняем. И... если хочешь - можешь исчезнуть с деньгами. Я ничего плохого тебе не сделаю. Номер мой у тебя есть. Позвони мне в шесть, если не исчезнешь, и скажи, откуда тебя забрать. А сейчас я побегу, - одним движением руки он подозвал официанта с алебастровой кожей и родинкой на правом веке и передал ему свернутую купюру.
– Ты пока позови подруг и пообедайте. Все оплачено. Мне тоже когда-то было восемнадцать. И у меня не было денег даже на сигареты.
Кати даже не думала пропадать и обедать с подругами не стала - ей было стыдно проедать чужие деньги, и это чувство стыда за отсутствие собственных она еще долго не могла в себе побороть. Иногда ухажеры водили ее в кино, оплачивая билеты, на Восьмое марта дарили чайные розы или белые лилии, но никто и никогда не врывался вот так в ее жизнь и не давал ей возможности шиковать или даже просто наслаждаться обедом за чужой счет. Она тогда и подумать не могла, что можно довериться, принять помощь от мужчины - и он не потребует ничего взамен, а просто будет угождать из чувства заботы и сострадания. Нет, не из жалости, а из искреннего, пусть местами эгоистического и тщеславного желания облегчить чью-то долю, замолить былые грехи. В. не был озлоблен на жизнь. И всеми своими действиями показывал, что не боится доверять первым встречным. Или хорошо разбирается в людях. Он же знал, что Кати никуда не исчезнет. Откуда?