Мачеха
Шрифт:
Авдотья Гордеевна сама набила соломой полосатый матрац, дала Вере Сергеевне подушку и каждый день носила в мезонин крынку с молоком. Леночке настрого запретила лазать туда. «Потому что, — сказала она, — лестница крутая, да еще того и гляди обвалится».
Казалось бы, для Леночки наступили самые счастливые времена: бабушка ей ни в чем не отказывала и разрешала бегать по улице от зари до зари.
— Иди, иди, гуляй, Аленушка. Нечего тебе дома делать, — ворчала Гордеевна, когда Лена задерживалась у дома.
Но уходить не хотелось.
«Какая она странная, — размышляла Леночка. — Большая, а ведет себя как девчонка. Еще хочет быть мамой».
Когда Лену кто-нибудь спрашивал на улице — хорошая ли у нее мама, она убегала или сердито говорила:
— И совсем не мама, а тетя Вера.
Потом жаловалась Узнаю: «Ну какая она мама? Разве тети бывают мамами?»
Узнай, по-видимому, был другого мнения и с Верой Сергеевной скоро сдружился. Каждый раз после обеда Вера Сергеевна приносила ему то кусочек мяса, то колбасных шкурок или просто сочную косточку. Узнай дорожил этой дружбой и терпеливо учился ходить «по-человечески», «умирать», носить в зубах сумку.
Авдотья Гордеевна ревниво оберегала Лену.
Лена заметила, что Гордеевна все время сердится на тетю Веру. Бабке не нравилось, зачем она ходит по воду, моет полы, и даже почему-то запретила ей кормить цыплят. Встречаясь с тетей Верой, бабушка поджимала губы, отворачивалась в сторону. Как-то Вера Сергеевна с Леночкой пололи морковку. Неожиданно появилась Гордеевна и, подбоченясь, пропела:
— Ишь, работнички нашлись. Всю морковь мне повыдергивали.
Вера Сергеевна вспыхнула и дрожащим голосом сказала:
— Как вам не стыдно, Авдотья Гордеевна! — потом ушла в свой мезонин и весь день не показывалась.
— Вишь, какая гордая. И ничего-то ей не скажи, — вытирая фартуком губы, проговорила Гордеевна.
Лена быстро поняла: что нравится Вере Сергеевне, то не нравится бабке, и наоборот. Она то весь день с Гордеевной: помогает солить огурцы, собирает с кустов малину, ходит с ней доить безрогую Пеструху. А на другой день… А на другой день не отходит от Веры Сергеевны. Украдкой пробравшись в мезонин, забирается с ногами на стул и смотрит, как тетя Вера вышивает разными нитками кота в сапогах. Потом учит Лену вышивать цветы незабудки: зеленые палочки с голубыми крестиками.
Авдотья Гордеевна негодовала и совсем перестала разговаривать с Верой Сергеевной.
А тут еще провинился Узнай: он опрокинул в чулане горшок с молоком. Как Лена и Вера Сергеевна ни просили не наказывать Узная, бабка не согласилась.
— Вы мне совсем щенка избаловали, — сказала она, отхлестав Узная ремнем, и потом посадила в сарай на цепь.
Узнай проскулил на цепи до обеда, а когда Гордеевна ушла на реку полоскать белье, Вера Сергеевна выпустила Узная на свободу. И они решили сбежать от злой бабки в лес за грибами. Грибов в лесу, кроме поганок и мухоморов, не было, зато они видели муравьиную кучу,
Все это было ново для Леночки, и она удивлялась: как муравьи могут строить дома? И зачем змеям очки? Разве они умеют чулки вязать и читать книги?
Рассказала Гордеевне и спросила: «Правду ли говорит тетя Вера?» Гордеевна только тяжело вздохнула:
— Должно быть, правду — раз говорит: она ведь ученая.
Леночка и сама видела, что Вера Сергеевна знает больше Гордеевны, и ей порою было обидно за бабку.
Как-то Лена учила Узная уму-разуму. Вера Сергеевна сидела рядом и внимательно слушала.
— Если луну покрасить золотом, а солнце серебром, то луна будет солнцем, а солнце луной. И ночью будет светло, как днем, а днем будет темно, как ночью.
Узнай слушал рассеянно, чесал лапой уши и оглядывался на Веру Сергеевну.
— А теперь перейдем к новому уроку, — серьезно проговорила учительница и погрозила пальцем: — Узнай, слушай внимательно, а то все забудешь. Земной шар круглый, как мячик. Наши ходят вверх ногами, американцы — вниз…
Вера Сергеевна засмеялась;
— Кто же тебе, Леночка, такой чепухи наговорил?
Лена обиделась.
— Никто. Я сама. Думаешь, только ты одна все знаешь? Если бы моя мама не померла, она небось ученее тебя была… Мама была красивее агрономши, вот, — отрезала Лена и убежала к Гордеевне.
Нередко Лену так и подмывало рассердить Веру Сергеевну, чтоб она на нее закричала, затопала ногами или, схватив за руку, отшлепала.
Во дворе, около тына, находился колодец с воротом. На ворот наматывалась веревка с деревянной бадьей. Вода в колодце годилась только огород поливать: зеленая, словно в ней траву заваривали. В гнилом срубе жила полосатая жаба, которая иногда по вечерам пела, словно рашпилем скоблили о железное ведро. Колодец закрывался крышкой на замок.
Авдотья Гордеевна поливала гряды. Вера Сергеевна сидела на крыльце и вытаскивала из мохнатой шубы Узная комья чертополоха. Леночка была во дворе и старалась, чтоб на нее обратили внимание. Высунув язык, ходила на четвереньках и пудрилась пылью, ложилась на землю, сучила ногами и визжала так, словно ей пятки щекотали. Вера Сергеевна даже не подняла головы. Тогда Лена подбежала к колодцу, вскарабкалась на трухлявый сруб и, ухватившись за веревку, закричала:
— А вот я и не боюсь тебя. Вот и не боюсь!
Вера Сергеевна вскочила.
— Леночка, — проговорила она чужим голосом.
— Не боюсь нисколечко! Возьму и в колодец плюну. Думаешь, мне слабо в колодец плюнуть? — кричала Лена, дергая веревку. Ручка ворота раскачивалась.
Вера Сергеевна хотела закричать, но поняла, что малейший испуг заставит Лену вцепиться в веревку и тогда бадья ринется вниз. До колодца было метров двадцать.
— Погоди, Леночка, мы вместе с тобой плюнем, — проговорила Вера Сергеевна, делая осторожные шаги.