Мачо в перьях
Шрифт:
— Очумела, что ли? — завопила студентка, когда я как ураган налетела на нее и тут же растянулась, споткнувшись об этот самый кулек. — Там гранаты!
Я ткнула пальцем в своды Хана-тауна и со значением произнесла:
— А там наша Настя.
Ленка решила, должно быть, что у меня с головой наметились проблемы, а может, приписала все сезонному обострению, но внимания на мои слова не обратила, покрутила пальцем у виска и снова принялась тягать свои милитаристские штучки.
Тогда я схватила студентку за руки, силой заставив остановиться,
— Тихо! Прислушайся, Лен… Слышишь голос?
Едва смолкло эхо от лязга оружия, до нас долетел робкий голос Анастасии:
— Ничего на свете лучше не-ету, чем бродить друзьям по белу све-ету…
Это наша библиотекарь подавала мне звуковой сигнал, чтобы я не заблудилась за время поисков и, не дай бог, не потеряла несчастную. Услыхав знакомую мелодию, Ленка бросила баул со «стрелялками» и прошептала:
— Ты уверена, что это Настасья?
— А ты думаешь, это аборигены напевают на чистейшем русском языке песенку бременских музыкантов? — также шепотом, но очень язвительно отозвалась я.
Ленка, видать, так не думала, потому как заспешила на зов. Мне ничего не оставалось, как отправиться следом, хотя в глубине души очень хотелось быть первой.
Настасья устроилась в нише, откуда открывался живописный вид и на озерцо, и на водопад, и на весь Хана-таун. Сама Настя казалась напуганной, а в ее глазах светился какой-то нехороший огонек. В общем, библиотекарь напоминала мне отца Федора, забравшегося с перепугу на отвесную скалу.
— Ты чего здесь делаешь? — сурово насупила брови Ленка, добравшись до Настасьи.
— Сижу… — жалобно ответила та.
— Это понятно. Почему в лагерь не идешь?
— Не могу. Я, кажется, ногу сломала, когда сюда лезла.
Пока Ленка осматривала Настину ногу, я мучилась вопросами: а зачем она сюда лезла? От кого убегала? Неужели Анастасия так испугалась, что мы осмотрим ее нехитрый багаж? Что она хотела от нас скрыть — дешевое белье или Шекспира?
Нога у Насти выглядела ужасно: распухшая, как у слона, и какого-то бордово-синюшного цвета.
— Да-а, — присвистнула Ленка, скорбно качая головой, — придется, наверное, ампутировать по самую… ну, в смысле, до бедра.
Реакция Насти на слова студентки оказалась неожиданной: она вскрикнула, словно раненая птица, и хлопнулась в обморок.
— Надо же, какие организмы у дамочки слабые. Девушка совсем не понимает шуток, — глумливо хрюкнула Ленка.
— Ничего себе шуточки! Лен, а это и в самом деле шутка? — осторожно спросила я.
— Разумеется. Обычный перелом голени в несколько запущенной форме. Ампутация не потребуется. Подобные переломы в принципе лечатся. Правда, заживают долго, может остаться хромота. Но, думаю, Настасье это лишь придаст шарма и пикантности.
Я не слишком уверенно произнесла:
— По-моему, ты издеваешься…
— Ага, есть маленько. Будем считать это небольшой местью за то, что эта дурочка заставила нас волноваться за нее в течение нескольких
Обморок у тебя плохо получается. Следует еще потренироваться.
Я слушала Ленку и поражалась ее жестокости: как можно так обращаться с испуганным, больным человеком, да еще находящимся в бессознательном состоянии?! Однако Настасья после Ленкиных слов немедленно открыла глаза и испуганно вытаращила их на безжалостную студентку.
— Ну что? Очнулась, спящая царевна? — продолжала безжалостная «амазонка». — А теперь слушай меня внимательно: пока ты не расскажешь, как попала на проект и почему сбежала при попытке досмотра багажа, никакой помощи от нас не дождешься. Останешься здесь, в Хана-тауне, пока из твоего в принципе пустякового перелома не разовьется гангрена. Сгниешь здесь заживо, это я тебе обещаю. Я доступно объясняю?
Анастасия долго молчала, но потом, бросив взгляд на свою распухшую ногу, испуганно вздрогнула (представила, наверное, гангрену) и согласно кивнула:
— Хорошо.
История Анастасии оказалась короткой и малоинтересной. На самом деле девушка — вовсе не школьный библиотекарь, а аспирантка кафедры прикладной психологии одного из московских университетов. На данном этапе Настя готовит диссертацию на тему «Поведение однополых человеческих особей в экстремальных условиях». Более экстремальных условий, чем участие этих самых «особей» в проекте, не нашлось. Проректор университета, употребив свои связи, пропихнул Настю на проект.
— Чего ж ты библиотекарем представлялась? — удивилась я.
— А кому понравится быть подопытными кроликами? — вопросом на вопрос ответила Настасья.
Ленка с ней охотно согласилась:
— Ну, мне бы точно не понравилось. Однако с однополыми особями у нас теперь проблема: «амазон» у нас появился, мужеска полу. Зато с экстримом по-прежнему полный порядок, даже еще круче стало. Слушай, Настена, а почему ты сбежала, когда мы собрались багаж девчонок досматривать?
— У меня в сумке лежали кое-какие материалы к диссертации. Я очень не хотела, чтобы их видели… м-м… испытуемые. Вот и убежала, а потом заблудилась, наткнулась на этот грот и решила, что спрятать здесь бумаги — самое правильное решение…
— Поэтому мы в твоей сумке и нашли только нехитрое бельишко и товарища Шекспира, — сделала я вывод. — Ну, с этим разобрались, спрятала ты бумаги, а обратно чего не вернулась?
— Так заблудилась же! Я надеялась, что вы с вашей неуемной жаждой открытий рано или поздно все-таки набредете на этот грот, а заодно и меня отыщете, — опустила голову Настя. — В сумке еда имелась. Воды здесь предостаточно — дня четыре-пять прожить можно. Нашла эту нишу, устроилась более или менее с комфортом… Да вот не повезло — ногу сломала, когда еду сюда перетаскивала… Камни-то скользкие. Вот с тех пор и сижу здесь…