Мачты и трюмы Российского флота

Фурса Пётр И.

– Разрешите?

– Товарищ капитан второго ранга! Лейтенант медицинской службы Иванов. Представляюсь по случаю назначения на должность хирурга вверенного вам крейсера.

– Здравствуйте, лейтенант. Садитесь.

Высокого роста, широкоплечий. Голос твердый и решительный. Мужественное обветренное лицо. Тысячи миль. Шторма. Романтика боя. Отец. Четко поставленные вопросы требовали однозначных ответов. Представление состоялось. По крайней мере, официальная его часть. В конце беседы командир сказал примерно следующее:

– Сложность времени, переживаемого флотом и Вооруженными силами в целом, требует от офицерского состава полнейшей самоотдачи. Это не каждому по силам и по нраву. Возможно потому и сложилась в медицинской службе корабля столь сложная

обстановка. Петров – просто подонок. Профессор (терапевт) грамотный врач, но совершенно безвольный, идущий на поводу у Петрова. На обоих поданы документы на увольнение в запас. За дискредитацию звания офицера. Капитан Видман, присланный на замену Профессору, лелеет мечту уйти с флота. Тяжело ему. Ведь он не Видимов, а Видман. Этот тоже уйдет. Я уже немного слышал о вас. Командир эсминца рассказал. Надеюсь, что вы сделаете многое, если не сойдете с правильного пути. На поддержку мою можете рассчитывать. Все. Можете идти.

Обстановка немного прояснилась. Только жесточайшая требовательность и постоянная напряженная личная работа могли повернуть лицом Фортуну, показывающую медицинской службе крейсера зад.

Командир расположил меня к себе сразу. Никакой рисовки, подчеркнутого превосходства над лейтенантом, четкость излагаемых мыслей, искренняя озабоченность состоянием дел на корабле. И, как казалось, искреннее участие в судьбе молодого офицера.

“Вы сделаете многое, если не сойдете с правильного пути”. Ну что ж, примем эти слова за рабочую гипотезу, – решил про себя я.

Приближалось время обеда. По трансляции разнеслась веселая мелодия горна:

– Бери ложку, бери бак...

Возле камбуза выстроилась длинная очередь бачковых. Подбаковые получали хлеб из хлеборезки. Дежурный по низам мичман тщетно пытался навести порядок. Старшие по сроку службы старались занять место впереди очереди, отсекая “карасей” к хвосту ее. За что последние, поздно получив пищу, подвергались остракизму со стороны питающихся на данном баке старшин и “годков”. Графики бачкования не выдерживались. Согласно уставу, бачковыми назначаются все столующиеся по очереди, кроме старшины бака, который обязан следить за выполнением графика бачкования. Однако в действительности бачкованием занимается только первый год службы. Отбачковать, то есть вымыть посуду после приема пищи, нужно за пять минут, что чаще всего нереально. Это всегда может стать причиной конфликтов среди матросов (неуставные взаимоотношения, на борьбу с которыми тратится масса сил и энергии всех категорий командного состава). Но явление это уродливо-живуче. Агрессивность человека-млекопитающегося, рожденная во время охоты на мамонта, нашла свой выход. Причины ее мы попытаемся проанализировать ниже.

Организация приема пищи (флотск.) в кают компании, напрягаясь, пытается быть похожей на ту, которая описана в произведениях Соболева, Станюковича и Пикуля. По сигналу горна или за пять минут до того, офицеры собираются в салоне. Некоторые врываются в салон стремительно, в последний момент, утирая несуществующий пот со лба и будучи уверенными, что подобное рвение в службе будет непременно взято на заметку замполитом. Чаще всего подобные трюки выкидывают те, кто на самом деле прихватил до обеда часок-полтора в чужой каюте (“Если хочешь жить в уюте, спи всегда в чужой каюте” – флотск.). Те, кто действительно устал, в демонстрациях не нуждается. На корабле ничего нельзя спрятать: каждый человек на виду.

Народ волнуется в ожидании старшего помощника. Двое счастливчиков с видом небрежной снисходительности друг к другу ходят вокруг бильярдного стола. Десяток зрителей, знающих правила игры на бильярде, так же, как теорию вероятностей, дают игрокам советы. Остальные обсуждают спортивные новости или проблемы золотодобычи в стране, ориентируясь в том и другом одинаково свободно. Железы внутренней и внешней секреции плещут в желудок пепсин и соляную кислоту, уверенно приближая язвенную болезнь.

Наконец, на пятой минуте в салон входит старпом. Оглядев мельком насторожившихся мореманов и сделав внушение первому подвернувшемуся под руку офицеру,

автоматически зачисленному на сегодня в разгильдяи, торжественно возглашает:

– Прошу к столу, товарищи офицеры!

Дружной стайкой, воркуя про себя что-то ласковое, голуби занимают свои места, согласно купленным должностью (но не званием) билетам. Каждый накладывает себе в тарелку салат, обязательно оставляя в салатнице даже мизерную его часть, так как перегрузить себе все считается неприличным. Раздается звон хрустальных бокалов, шампанское, играя на солнце... Стоп! Хрусталь отсутствует, шампанское тоже. Есть компот из сухофруктов в граненых стаканах. Вестовые разносят первое в тарелках прозрачного фарфора (производства местного завода фарфоровых изделий). С клеймом ВМФ. Правом внеочередного обслуживания пользуются старший помощник, командиры боевых частей и гости кают-компании. О службе за обедом не говорят. Поэтому все пытаются острить в адрес помощника по снабжению, подчиненные которого опять бросили в первое избыточное количество комбижира. В ходу и всегда злободневный анекдот:

Командующий флотом, приглашенный на обед в кают-компанию, вдруг в тарелке супа обнаруживает таракана.

– Помощник, – брезгливо требует он. – объясните мне, что это такое?

Помощник по снабжению, ловко подцепив таракана из тарелки командующего, спокойно отправляет его в рот.

– Лук, товарищ командующий. Пережаренный.

Любой флотский офицер утверждает, что случай этот произошел именно в его кают-компании и именно с его снабженцем. Притом искренно верит в это сам.

Первый, закончивший трапезу, должен попросить у старпома разрешение удалиться. Однако спрашивает каждый (как бы чего не вышло). Опоздавшие питаются во вторую очередь.

После обеда – адмиральский час. Большинство падает в койки. На броневой же палубе корабельная молодежь собирается по каютам “выкурить трубку мира”. И если уж кто курит, то курит “не вынимая” (флотск.). По количеству сигарет, выкуриваемых на курящую флотскую душу, она занимает первое место в мире. Душа то есть.

Я спустился в каюту. Следом прибыло человек десять любопытных офицеров. Для знакомства. На разведку. И как только всем место нашлось! Все дружно закурили, тыча окурки в тяжелую пепельницу, представлявшую собой нижнюю часть гильзы калибра номер сто. Здесь были Листиков, встречавший меня утром на юте, Магдич – добродушный толстяк, заразительно смеявшийся даже не очень оригинальной шутке, Клубенко – командир НГУ (носовой группы управления) – интеллигенция от артиллерии. Кисель – высокий, исключительно стройный и необычайно скромный парень. Все старшие лейтенанты. Все артиллеристы. Для знакомства вежливо сошлись на том, что “артиллерия – не токмо грохот”. Дружно посмеялись над набором артиллерийский команд. (Прицел – вчерашний! Заряд – на три шапки пороху больше, чем вчера. По гадскому хутору, где наш взводный триппер подхватил! Беглым!). Сошлись и на том, что клистирные трубки – тоже вещь полезная на флоте. На дружный смех коллектива (как же, больше трех собрались!) заглянул лейтенант Воробышкин – заместитель командира дивизиона главного калибра по политической части. Начальник всех артиллеристов, бывших в гостях. Пригасив своим появлением дружный хохот, он вдруг самонадеянно заявил:

– Киевское военно-морское политическое училище приравнивается к философскому факультету университета! (Вот вам! Заполучи скандал!)

Я, бывший в данной ситуации хозяином, решил поддержать разговор на философские темы. (Общественные науки я когда-то любил и старался изучать их добросовестно, особенно диалектический материализм).

– А назовите-ка мне, товарищ Спиноза, основной вопрос философии!

И вдруг, совершенно неожиданно для всех, Спиноза покраснел, покрылся испариной, забормотал что-то о том, что эскулапам лучше копаться во внутренностях, а не пытаться философствовать, выскочил из каюты. Нимб, глухо звякнув, покатился к умывальнику под дружный хохот и улюлюканье ковбоев, одержавших случайную победу. Я понял, что сам не желая того, нажил себе врага. С кривым пистолетом для стрельбы из-за угла.