Мачты и трюмы Российского флота

Фурса Пётр И.

Моряки, если они только хотели жить, вынуждены были ежедневно, ежечасно выполнять малейшие капризы своего любимца. Это только на первый взгляд кажется, что люди повелевают крейсером. Нет! Двадцать тысяч тонн металла высшего качества высасывают из людей все соки, наматывают на свои винты людские нервы, лопающиеся со звоном погибшей гитарной струны, впитывают в себя гений человеческой мысли, который их же и создал. Прикрывая броневыми листами жалкие человеческие организмы, крейсер думает лишь о том, чтобы сохранить их для своих личных целей, – для содержания в образцовой чистоте, исправности и немедленной

готовности к действию (расписание по заведованиям) участков, органов и систем своего могучего тела.

С замиранием сердца ступил я на широкую сходню могучего красавца. Встретил меня стройный, подтянутый лейтенант, перепоясанный в талии сверкающим на солнце снаряжением (ремень и кобура), представился:

– Вахтенный офицер, старший лейтенант Листиков.

Мне почему-то вспомнилось флотское четверостишье:

Тщательно побрит, наглажен, К жопе пистолет прилажен. Не какой-нибудь там хер, А дежурный офицер.

Погасив улыбку, я, в свою очередь, представился:

– Лейтенант Иванов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы. На должность хирурга.

– Понял. Многовато же вас, докторов, к нам согнали! Старшина! Проводите лейтенанта в рубку дежурного по кораблю.

Озадаченный загадочной фразой Листикова, я был записан в вахтенный журнал как прибывший новый член экипажа. Старшина, по приказанию дежурного по кораблю, потащил уже мой чемодан в медицинский отсек.

– Ну что, лейтенант, будем знакомы. Черняев. Командир БЧ-2. Мы уже кое-что слышали о тебе. С эсминца мужики доложили. Давай, работай. Не сломайся только.

Информация на флоте распространяется с молниеносной быстротой. В этом не раз приходилось мне убеждаться впоследствии.

Рассыльный дежурного по кораблю проводил вновь прибывшего эскулапа в каюту начальника медицинской службы. Невысокого роста капитан, черты лица которого ясно выдавали уроженца Биробиджана, резким, срывающимся на визг фальцетом, приветствовал своего подчиненного:

– Ах, ах! Божков. Ах, ах! Николай Александрович. Ах, ах! Хорошо! Своевременно! Ах, ах! Масса дел. Неотложных, срочных. Ах, ах! Я замучен. Ах! Все бездельники. Устраивайтесь. Располагайтесь. Ах, ах! (Ильф и Петров).

Испуганный какой-то. И заполошный. Хотя и Божков, – подумал про себя я.

Мое место жительства было определено расписанием по каютам. Крейсер, проглотив очередного Иону, загнал его на броневую палубу (третья палуба, если считать сверху). Небольшое помещение. Справа умывальник, две койки, слева – два рундука для одежды, прямо – сейф, две баночки (табуретки). Иллюминаторов нет (каюта расположена ниже ватерлинии). Вентиляция только вдувания. Электрические светильники над столом, над умывальником, на подволоке (потолке), настольная лампа. Все. Люкс. Со всеми удобствами. На неопределенный период времени. Кусок жизни. А жить под водой еще не приходилось (флот-то надводный!). Вот и заполучи клаустрофобию. Отбрыкался от подлодок, называется.

За бортом, насмешливо шлепая губами, ударяла в наружную переборку волна.

В каюте плавало густое облако дыма, однако никого не было. Сняв тужурку,

я опустился на одну из двух баночек. Облокотился на зеленое сукно стола, отодвинув в сторону стопку бумаг и недоеденную банку тушенки. В голову лезли невеселые думы (почему-то усталость во мне всегда вызывала состояние задумчивости). Загадочные предупреждения вахтенного и дежурного офицера, сумбурный монолог непосредственного начальника. Что бы это значило? Ответы на вопросы стали поступать незамедлительно. С грохотом отворилась дверь каюты. Запнувшись за комингс (порог) и еле удержавшись на ногах, ввалилось тело. Заплетающимся языком тело выдало следующую краткую тираду:

– Ты кто? А-а-а... Ты приехал меня выгнать с флота... Не выйдет! Я сам... Почему ты здесь сидишь? Это каюта моя! Ты моря не нюхал? Да-а. Так я попрошу...

Жест был достаточно красноречив, несмотря на отсутствие координации. Рожа оратора опухшая и красная. Глаза навыкате, большие, бессмысленные, но внешне красивые. Небрежность костюма далека от изящества. Медицинские погоны старшего лейтенанта наводили на мысль... Ответ на один из вопросов стоял перед глазами.

Я медленно встал. Сознание превосходства над эти потерявшим человеческий облик офицером остановило сжавшуюся в кулак руку.

Подчеркнуто спокойно, глядя прямо в глаза противнику, тихим голосом я произнес:

– Послушай, козел... ты что, забыл, как бычки в глазах шипят? Отныне это моя каюта. Вещи можешь забрать завтра. Сегодня проспись. Исчезни. (Ах, как не хотелось грубить в честь знакомства!)

Лицо нарушителя спокойствия вытянулось, глаза приобрели осмысленное выражение.

– И это ты мне?

– Да, тебе! Не надо истерик! Я их не люблю.

Тело удалилось в недоумении.

Найдя в списках абонентов КАТС (корабельная автоматическая телефонная станция) номер каюты начальника, я позвонил.

– Николай Александрович! Надеюсь, с моей стороны не будет нескромным попросить вас спуститься ко мне в каюту? Надо решить на месте несколько вопросов. Поставить точки над “i’.

Через минуту начальник медицинской службы был в каюте.

– Николай Александрович! Только что в каюту заходил очень вежливый и симпатичный молодой человек. Он мне гостеприимно предложил располагаться здесь, но второпях не сказал, какую койку я могу занять и куда положить свои вещи.

– Ах, ах! Это Петров. Ах, ах! Сколько нервов! Ах, ах!! Любая койка. Ах, ах! Опять. Ах, ах! Не обращайте внимания. Ах, ах! Приборщик сейчас прибудет с постельными принадлежностями. Ах, ах!! Документы представлены на увольнение в запас. Ах, ах!

Начальник исчез. Счастье ковать приходилось самому.

Прибыл приборщик. Получив четкие указания по наведению порядка и размещению вещей лейтенанта, привычно и скоро приступил к их выполнению. Вопросов не последовало, хотя в глазах его явно светилось: “Ну-ну...”

Через двадцать минут все было готово. Стол прибран, палуба отдраена, койка заправлена чистым бельем, вещи сложены в рундук.

– Разрешите идти?

– Идите.

Надо было идти представляться командиру. Надев парадную форму, нацепив кортик, внимательно осмотрев себя в зеркале, я вышел в коридор. Подозвав к себе первого же матроса, попросил проводить к каюте командира.