Мацзу
Шрифт:
— Нельзя ли устроить к тебе пару моих родственников, чтобы поучились у твоего капитана, как надо управлять шхуной? — испив чая, перешел к делу Бао Пын.
Этому они запросто научатся на шхуне «Макао», построено для них по моему руководству. Предполагаю, что хакка нужен путь в Калькутту, чтобы избавиться от сингапурских посредников, которые срезали значительную часть навара, что стало чувствительно после того, как цены на опиум просели. Мне было без разницы, конкурентов не боялся, потому что планировал через год, самое большее через два, умотать в Европу.
— Можно, — ответил я. — Когда придет «Мацзу», присылай их. Я предупрежу капитана.
— Я благодарен
— Меня их проблемы не сильно интересуют, но все равно спасибо, что поделился информацией! — поблагодарил я. — Передам, кому следует, но, уверен, что они и сами знают. У них очень хорошо налажена разведка, денег не жалеют.
Бао Пын покивал головой, то ли соглашаясь со мной, то ли просигналил, что услышал меня.
Я передал эти сведения командиру гонконгского гарнизона полковнику Буррелю — страдающему отдышкой толстяку, который выходил из своего кабинета только в туалет по-большому. Для остальных случаев в углу стояла высокая, почти по самое не балуй, глиняная ночная посудина с широким горлом, но бравый офицер все равно умудрялся промазывать, и в кабинете сильно воняло мочой.
— Пусть собираются, разгоним, не впервой! — отмахнулся полковник Буррель, отпил черного чая из большой фарфоровой чаши, которая китайцам служит для жидких блюд, после чего вытер огромным темно-коричневым платком красную шею сзади, а потом не менее красную грудь в вырезе несвежей, когда-то белой рубахи, и посмотрел в угол с ночной посудиной.
Я тут же откланялся, чтобы очередной промах в нее не списали на меня.
80
Четвертого июня тысяча восемьсот сорок второго года я был обвенчан с Эмили Кушинг. День был будний, среда. Процедура проходила в узком кругу на дому, потому что протестантских церквей на острове пока нет, только начали строить с месяц назад после прибытия пастора Гарри Мерсера. Он и совершил обряд во второй половине дня, чтобы сразу сесть за обеденный стол. В свадебное путешествие жених отправился один на пароходе «Прозерпина» — систершипе «Немезиды». У британцев теперь здесь тринадцать пароходов, деревянных и железных, а четырнадцатый, «Магадаскар», перевозивший почту и опиум, сгорел по пути из Калькутты.
Отправлялся я в Нинбо для исполнения своих обязанностей по контракту, который до сих пор не расторгли. Бао Пын не соврал. Китайцы, действительно, собрали довольно многочисленную армию и в начале марта напали на гарнизоны в Динхае и Нинбо. Полковник Буррель тоже оказался прав, когда с пренебрежением отнесся к информации о намерениях врага. Британцы отбили нападения с малыми потерями и в ответ провели карательную экспедицию, в том числе захватив Шанхай без боя и по достоинству оценив его местоположение. Благодаря им, у города начнется другая жизнь, с которой я познакомлюсь довольно близко через полтора века. К июню в Китай прибыли из Индии несколько полков сипаев, плюс артиллерия и саперы, и британцы решили продолжить военные действия, настойчиво предложив мне присоединиться к ним.
Будучи в Калькутте, я обратился к своему старому знакомому Роджеру Найману, который заведовал торговлей опиумом в Джон-компани, и попросил ускорить процесс нашего расставания. Пятьсот фунтов стерлингов уже не были той суммой, за которую я согласен шляться черт знает где ради чужих интересов, хотя временами довольно
— Поговорю, с кем надо. Зайди завтра, — пообещал коротконогий клерк.
И таки поговорил, но ответ был неожиданным для меня.
— Ты, оказывается, очень ценный специалист. Сперва нам написал контр-адмирал Уильям Паркер, предлагая уволить тебя, а потом пришло письмо от Генри Поттинджера с указанием не делать это. Так что разберись сперва там у себя, в Кантоне, — сообщил Роджер Найман и жестом показал босоногому слуге индусу, чтобы чаще работал опахалом, выгоняя из кабинета горячий воздух и заодно меня.
Перед отплытием на войну я по настоятельной просьбе жены, имевшей печальный опыт, написал еще одно завещание на дома в Гонконге, шхуну «Мацзу» и векселя Джон-компани, которыми со мной по моей просьбе расплачивались в последнее время за перевозку грузов. Хранить в сундуках килограммы серебра и золота неудобно и опасно. Наследниками были назначены Ричард и Беатрис Кушинг под опекунством их матери Эмили, которой тоже при жизни будет принадлежать немало. Никого не удивила такая забота о «чужих» детях, потому что слухи о том, кто их биологический отец, приплыли из Калькутты вместе с ними.
Из-за этих завещаний у меня было нехорошее предчувствие, поэтому прихватил с собой золотую Мацзу и по прибытию на «Немезиду» сразу проинструктировал капитана Уильяма Холла, что в случае моего тяжелого ранения надо погрузить тело вместе с личным имуществом в тузик, стоимость которого оплатил заранее, и отправить в последнее плавание. Вот такой вот я чудак, не хочу быть закопанным в землю.
На «Прозерпине» я был всего лишь пассажиром. Умение управлять пароходом тщательно скрывал и с мудрыми советами к капитану не лез. Он умудрился на этой плавучей мельнице добраться из Британии до Китая, значит, кое-что уже умеет.
По прибытию в Нинбо я узнал, почему обо мне похлопотал Генри Поттинджер. Кто-то их старших офицеров, присутствовавший на совете в недостроенном Доме Правительства в Гонконге перед началом военной кампании, рассказал ему, что они сейчас реализуют план, предложенный тогда мной, лучшим специалистом по Китаю. Как только мы перед самым заходом солнца встали на якоря, на пароход «Прозерпина» прибыл юный белобрысый лейтенант с еле заметными бакенбардами, похожими на тополиный пух, и, узнав, что среди прибывших есть я, передал приказ на следующее утро прибить в канцелярию нового управляющего британскими колониями в Китае.
Обитал Генри Поттинджер в бывшей резиденции китайского руководителя этим регионом — двухэтажном каменном здании с изогнутыми крышами, как у пагоды. Когда я зашел в кабинет, вход в который охраняли два морских пехотинца с мушкетами с примкнутыми штыками, высокопоставленный чиновник пил чай, сидя за грубо сколоченным столом, накрытым большим куском красного шелка. Видимо, низкие китайские столики маловаты для такого большого начальника, поэтому солдаты сколотили, как сумели, высокий. Одет в черный шелковый сюртук и свежую белую рубашку. На длинной тонкой шее черный шелковый платком, повязанным так, будто забинтовал её из-за простуды. Темно-русые волосы зачесаны назад и плюс залысины, из-за чего лоб казался непропорционально высоким. Наверное, поэтому Генри Поттинджер и считается умным. Узкое лицо, длинноватый нос, сонные глаза. Для своей должности выглядел как-то не очень серьезно. Может быть, из-за жиденьких, еле заметных бакенбардов и наличия тонких усов, концы которых загнуты кверху, что сейчас не в тренде, так сказать. Будь он одет попроще, принял бы за парикмахера, а будь покрасивее — за жиголо.