Мадам Флёр
Шрифт:
– Боюсь, ответ на этот вопрос вас не обрадует, – сказал Сезар. – Так что приготовьтесь. Даже когда дирижабль взлетит, вы получите в газетах целые горы грязи. Вас, Анри, станут называть неудачником в любом случае – даже если вы долетите на своем дирижабле до Африки.
– Э, – сказал Жиффар, – да я не читаю газеты. От этого аппетит портится.
– И кстати об аппетите! – Сезар окликнул Габриэля, возившегося в углу с сеткой, которая крепилась на оболочку дирижабля, и попросил того сходить в карету за предусмотрительно захваченной корзиной – не пустой, ясное дело.
Не прошло и четверти часа, как все устроились за столом и вкушали
Она вовсе не походила на женщину, способную отравить старика, не походила, и все тут! Интуиция говорила Сезару, что госпожа де Виньоль (в мыслях он уже невольно называл ее Флер, опережая события и желая их опередить) невиновна в убийстве, но то, что она приносила письма, отрицать нельзя. И если она знала, кому именно их доставляла, то ее актерские данные просто колоссальны. Так непринужденно беседовать со своей жертвой – это надо уметь! Именно интерес госпожи де Виньоль, именно ее непритворное любопытство, выказываемое так доверчиво и открыто, заставили Сезара засомневаться. Не кроется ли за этим история темнее, чем он полагал? Может ли кто-то манипулировать ею? А если так, то кто он, этот таинственный кукловод?
В любом случае, решил виконт, следует немного попридержать свой интерес; продолжать следить за домом на улице Вье-Коломбье, сделать вид, что занят чем-то, дабы не спугнуть добычу. Может, именно сегодня госпожа де Виньоль собиралась доставить очередное угрожающее послание, а виконт своим приглашением спутал все ее планы! Нужно дать ей возможность попасться в ловушку, из которой не будет выхода. Сезару претило так играть с этой женщиной, которая пришлась ему по душе, однако она была виновна – это отрицать бессмысленно.
Он так и не стал участвовать в беседе, позволив Анри и Эжену проникнуться добрыми чувствами к госпоже де Виньоль; видно было, что оба они тоже вызывают у нее симпатию. Распрощались они сердечно.
Сезар проводил Флер до коляски, помог сесть и, извинившись, покинул ее на несколько минут, сказав, что забыл в мастерской трость.
Годар и Жиффар оживленно говорили, уже не о госпоже де Виньоль, а о принципах работы двигателя.
– Прелестная женщина! – воскликнул, однако, аэронавт, увидав Сезара. – Значит, вы постучались к ней в двери, истекая кровью? Хм?
– Вам она приглянулась? – в свою очередь, вопросил Сезар.
– Мила, чрезвычайно мила. Согласны, Анри? Наш виконт так давно ни за кем не ухаживал!
– С ухаживаниями придется повременить. Итак, Анри, вам она тоже по душе? – Жиффар кивнул. – Очень хорошо, потому что именно она носит вам письма.
Лицо Анри окаменело. Он вскочил.
– Черт возьми!
– Какие письма? – подозрительно спросил Годар. Анри отмахнулся от него.
– Она? – произнес он, будто не веря. – И весь сегодняшний вечер…
– Нет, нет. Я предполагаю, что она просто не знает, кому доставляет эти послания. Мне хотелось бы так думать, иначе коварство Далилы покажется невинностью по сравнению с коварством этой женщины, – усмехнулся виконт. – Тем не менее, я слежу за нею и за ее перемещениями. Я хотел бы поймать ее на месте преступления, однако на это потребуется время. Пока же… Я долго размышлял над этой загадкой, Анри.
– И что надумали?
–
– Я не нуждаюсь в охране!
– Вы, возможно, и нет, а вот дирижабль – да.
Жиффар встревожено оглянулся на свое детище.
– Вы полагаете…
– Я полагаю, что если автор письма соблазнился убийством, устроить поджог или иную диверсию ему ничего не стоит. Это было бы логично. – Сезар пожал плечами.
– Я совершенно определенно чего-то не знаю, – высказался Годар, переводя взгляд с одного друга на второго.
– Анри вам расскажет. А я возьму трость и пойду. – Сезар махнул рукой. – И, кстати, похороны Бертрана состоятся завтра. Я выяснил: так как у него нет родственников, полиция готова отдать тело нам. С ним и так все ясно.
Глава 10
Семья госпожи де Виньоль
Следующие несколько дней прошли в тишине и спокойствии, если так можно назвать практически полное отсутствие событий.
Сезар намеренно не встречался с госпожой де Виньоль, при расставании намекнув на дела, и не писал ей, будто бы о ней позабыв. Его люди караулили у ее дома, однако пока ничего подозрительного не заметили. Никто не приходил к ней, никто ее не тревожил, и сама она вышла только однажды – чтобы медленно пройтись по улице в сопровождении служанки и купить букетик мелких роз у цветочницы. Стояла чудесная погода, но госпожу де Виньоль не манил Люксембургский сад, сбрызнутый янтарным светом, игравшим в ажурной листве деревьев, не притягивала оживленная улица Вожирар, где жили чудесною жизнью крохотные магазинчики. Нет, молодая вдова предпочитала запереться в своем особняке и носа оттуда не казать. Поистине, женское поведение иногда невозможно истолковать.
Письма на пороге особняка Анри больше не появлялись – конечно, ведь почтальонша сидела дома, – и эта история понемногу отодвигалась на задний план. Жиффар уже считал это чьей-то злою шуткой, полностью ушел в работу и лишь отмахивался от Сезара, едва тот пытался об этом заговорить. Виконт, однако, приказа следить за домом и мастерской Анри своим людям не отменял, и те по-прежнему несли вахту, сменяясь каждые несколько часов.
Бертрана похоронили; присутствовали только Сезар, Жиффар, Клотильда и Мари; последняя снова расчувствовалась, рыдала так, что вороны на кладбищенских вязах переставали каркать и удивленно на нее смотрели. Бедняга дворецкий ушел из жизни тихо и загадочно – хоть одна загадка возникла в его бытии, пускай ему и пришлось заплатить за это жизнью! – и по настоянию виконта на могильной плите появилось слово «Fidelis» [4] .
4
Верный ( лат.).
Все вернулось в прежнюю колею. Годар, выговорив Анри за то, что тот скрывал от него историю с письмами и мышьяком, полностью положился на Сезара в вопросе расследования этого дела и уехал на несколько дней из столицы, чтобы в деревне в очередной раз подняться в небо на воздушном шаре – страсть, которая владела им всю его жизнь. Небо было для Годара лучшим другом, и в небе он не боялся ничего, будто рожден был летать, но отчего-то Господь сотворил его человеком, а не птицей.
– Если у меня нет крыльев, – говаривал он, – я придумаю что-нибудь другое.