Мадам Казанова
Шрифт:
Я почувствовала дрожь в ногах и ухватилась за стул. Карло же невозмутимо продолжал:
— Все было кончено в считанные часы — французские наемники понесли значительные потери, и им не оставалось ничего иного, как искать спасения на своих судах и бежать на них обратно в Бастию.
Я не могла вымолвить ни слова, а Карло посчитал мое молчание признаком заинтересованного внимания.
— Французы должны наконец понять, что они просчитались на наш счет и проиграли. — Карло мерил комнату своими пружинистыми шагами, словно какой-нибудь генерал-победитель, и я готова была задушить его в этот момент. — Генерал Паоли
— Как, они все? — спросила я оцепенело.
— Все до единого, — утвердительно кивнул Карло. — Если они немедленно не покинут остров, то будут арестованы.
Тут он, похоже, заметил выражение отчаяния на моем лице и сменил тон.
— Я знаю, Феличина, — сказал он более мягко, — что это известие явилось для тебя ударом. Ведь ты была привязана к тете Летиции и детям. Но они не стоили этого.
Он говорил о членах семьи Бонапарт в прошедшем времени, словно уже сбросил их со счетов. Я вскочила на ноги, и мой стул с шумом опрокинулся.
— Где они сейчас?! — воскликнула я.
— Ты чересчур мягкосердечна, — укоризненно сказал Карло. — Не надо больше думать об этом недостойном семействе. Займись лучше подготовкой к нашей свадьбе. — Он посмотрел на меня и снова чуть смягчился: — Ну, хорошо, я узнаю, что с ними произошло, если ты пообещаешь мне, что не будешь больше расстраиваться из-за этого.
Не помня себя, я бросилась мимо него в свою комнату и упала на кровать, ожидая, что слезы принесут мне облегчение. Но слез не было — моя душа, казалось, высохла и умерла. Если бы в тот раз я поехала не домой в Корте, а к Бонапартам в Аяччо, я была бы сейчас с ними и могла бы разделить их судьбу. Ничего не может быть хуже мучений от сознания неизвестности.
Теперь у меня было лишь одно утешение: Наполеон не погиб. В противном случае его семья ни за что не подверглась бы такому суровому наказанию. Он был жив, но где он? Смогу ли я когда-нибудь найти его? Как ни странно это звучит, но единственной путеводной нитью в этих поисках оставался для меня Карло. Вот почему я умылась, привела в порядок платье, волосы и отправилась к своему жениху обратно в гостиную.
Не помню уже, что я там говорила, но мое поведение, безусловно, успокоило Карло, и он уехал от нас в хорошем расположении духа, без малейшей тени сомнений.
Мне удавалось скрывать мои подлинные чувства. Я примеряла свадебное платье, следила за тем, как раскладывается по сундукам и корзинам мое приданое, и делала все, что от меня требовалось. Но при этом я была похожа на лунатика — мои открытые глаза ничего не видели, уши ничего не слышали, а голова и тело словно окаменели. Я не чувствовала ни беспокойства, ни возбуждения — мне казалось, я уже умерла. И все же, пребывая в этом состоянии оцепенения, я ждала какого-то сигнала или сообщения, способного вернуть меня к жизни.
Лючия молча наблюдала за мной. Она как будто обладала какой-то тайной способностью определять мое внутреннее состояние; ей, казалось, было
— Подставляй свой фартук и собирай в него травы, которые я буду срезать, — предложила она. — Мне надо с тобой поговорить, а так мы не будем привлекать к себе внимания.
И вот я уже послушно следую за Лючией, а она бросает в мой фартук чабрец, купырь, мяту и, не отрываясь от дела и не поднимая головы, говорит мне:
— Бонапартам удалось благополучно уехать во Францию. Здесь остались только двое младших — Мария-Антуанетта и Джироламо. Они сейчас у своей бабушки, Минаны Феш. Когда Бонапарты найдут, где остановиться, какой-нибудь надежный человек переправит детей во Францию.
Мои пальцы изо всей силы сжали фартук с лечебными травами, и я вдруг почувствовала их аромат и одновременно ощутила тепло солнечного света, увидела раскинувшееся надо мной голубое небо, услышала гудение пчел в поле и пение птиц. Ощущение полноты жизни проснулось во мне. Вот что я сделаю: я поеду во Францию с этими детьми. Таким образом, я смогу найти Наполеона и остаться рядом с ним. Никто и ничто не сможет отныне разлучить нас.
Лючия выразила вслух мои мысли:
— Я знаю, что ты хочешь поехать к нему и что в твоей крови кипит страсть. Что бы я ни говорила сейчас против него, все будет впустую. Хоть ты и собираешься действовать очертя голову, тебя уже не удержать. И все же послушайся моего совета: не уходи из дома тайно, как вор в ночи. Расскажи Карло все как есть — таким образом, ты выполнишь свой долг перед ним.
Я выпустила из рук свой фартук, шагнула вперед, наступая на упавшие лечебные травы, и обняла Лючию.
— Спасибо, — прошептала я сдавленно. — Спасибо тебе за все. — Я крепко поцеловала Лючию, коснувшись щекой ее сухой, обветренной кожи и колючих волосков над верхней губой. Это было наше прощание. Я могла уехать на следующий день или через неделю и наверняка еще не раз должна была встретиться с Лючией на кухне или в доме, но сейчас — в этот самый момент — я прощалась с ней, причиняя боль нам обеим.
На этот раз моя подготовка к побегу была более тщательной и продуманной. Ведь теперь я знала, что покидаю свой родной дом навсегда. Я собрала как можно больше одежды и белья в один узел — сколько могла унести — и засунула его под кровать. Затем, дождавшись подходящего момента, пробралась в кабинет отца, открыла ящик его письменного стола и набила золотыми монетами кожаный кошелек. Для долгого путешествия во Францию и для жизни там на первое время мне нужны будут деньги.
И это вовсе не было воровством, просто я взяла принадлежавшие мне деньги. У меня, конечно, не было права забирать также кинжал. Но этот кинжал, который отец всегда носил с собой, стал как бы частью его самого. Вот почему мне хотелось сохранить у себя эту вещь.
После этого осталось сделать еще кое-что — я должна была объясниться с Карло. Я сказала ему, что хочу с ним поговорить.
— Неужели это такой важный разговор, что его нельзя отложить? — спросил Карло, поддразнивая меня. — Ведь через какие-то две недели мы станем мужем и женой, и тогда ты сможешь разговаривать со мной хоть каждую ночь.