Мадам, уже падает Листьев
Шрифт:
Трибой стал третьим изгоем, когда уже готов был назвать имена четверых, подлежащих немедленному аресту. Рухнула и его карьера, столь удачно наметившаяся, после перехода из МВД в Генпрокуратуру. Повода для отставки и досрочного ухода на пенсию без выслуги лет не искали – достаточно было и того, что генпрокурор Юрий Скуратов заявил журналистам перед визитом к Ельцину: «Нам известны имена людей, подозреваемых в заказном убийстве. Сейчас я спешу, но, когда вернусь, буду готов ответить на ваши вопросы». Вернувшись с высочайшей аудиенции, генпрокурор молчал, как рыба об лед. Напугали его в Кремле на всю оставшуюся жизнь. ч
На следствие
– Следак? Это ты?
– Ну, допустим, – ответил Трибой.
– Будешь дальше играть в кошки-мышки со смертью или одумаешься?
– Кто это говорит?
– Неважно. Важно, что я тебя знаю, а ты меня нет. Я тебя даже вижу, следак!..
Трибой приподнялся в кресле и посмотрел в окно. Чужих машин не было, прохожих тоже.
– Не дергайся, следак! Сиди, где сидишь. А игры свои прекрати, иначе с тобой случится то же самое, что с вашим Листьевым. Уразумел? Вот и не суетись!..
Такие звонки много времени не отнимали. Зафиксировал содержание угрозы, написал рапорт, и все дела. Зато по месяцу, а иногда и больше уходило на выяснение обстоятельств, связанных со звонками из Кремля. Особенно доставал помощник президента Сергей Ястржембский, старательно подбрасывавший следствию все новые версии в комплекте с новыми очевидцами преступления. Оставлять без внимания его звонки Трибой не имел права, даже если обнаруживалось, что очевидец, явно подученный, состоит на учете в психиатрическом диспансере. Отработка подкидных вариантов отнимала времени больше, чем само следствие. Хорошо еще, что Ястржембский был глуп, как ушибленный дятел, и своих вариантов не менял.
Но в общем-то ничего хорошего. Дикая складывалась ситуация: не работать нельзя и работать не дают. Известны все заказчики убийства, но арестовать их означало для полковника Трибоя самому оказаться в одиночке Лефортова, ибо вещественных доказательств, определявших состав и цель преступления, оставалось к концу следствия гораздо меньше, чем в самом его начале. Они исчезали бесследно, как исчезли однажды аудиозаписи телефонных перехватов, а затем и пистолетные гильзы, отправленные на экспертизу в техническую лабораторию МВД.
Поздновато осенило полковника разыскать и допросить мать Листьева, у которой он вполне мог хранить важные для следствия документы, когда почувствовал угрозу. В пятницу Трибой доложил начальству, что в первой половине понедельника его не будет – отправится искать сильно пьющую мать Влада.
Ехать никуда не пришлось. В субботу вечером она погибла под колесами неустановленного автомобиля. Свидетелей ДТП не было. Из всего, что еще хранилось в служебном сейфе Трибоя, вытекало трагикомичное: Влад Листьев убит по собственному желанию…
Комментарий к несущественному
После президентских выборов 1996 года Березовский получил в качестве наградных 49 процентов акций ОРТ. Его подельник и бессменный финансовый директор всех предприятий Бадри Патаркацишвили в середине 1995
1-3 апреля 2015 года
Глава 12 6
СВОБОДА ПРОДАЖ СЛОВА
У Иоанна Богослова в Откровении описан мифологический процесс снятия семи заповедных печатей и возникновение виртуальных всадников на четырех конях, говорящих громовым голосом: иди и смотри.
Смотрим. Первому всаднику дан был венец, и вышел он как победоносный, «чтобы победить». Уж не Путин ли? Второй конь был рыжим, как Чубайс: «И сидящему на нем дано было взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга…» Странно, что Барак Обама не рыжий.
Третий всадник на вороном коне – типичный рыночный брокер, устанавливающий биржевую стоимость малой хлебной меры – три «хиникса» ячменя за динарий. Завтра будет только два.
Наконец, четвертый: «И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним, и дана ему власть умерщвлять мечом и голодом…» Лучше не смотреть.
За пятой печатью коней не последовало – одни только души убиенных «за свидетельство, которое они имели».
Любую картинку библейского Апокалипсиса легко наложить на реальный сюжет российской повседневности. Двадцать лет назад убили Влада Листьева. Между ним и Немцовым – масса душ убиенных «за свидетельство» и за просто так. Внешнего сходства двух знаковых убийств нет никакого. Сходство в другом. Оба они не являлись теми, кем их принято считать.
Листьев на короткое время стал лицом российского телевидения. Творцом и столпом, так сказать, Первого-канала. Иди и смотри. Смотрим. И удивляемся. Создавая новые телепрограммы, он не создал ровным счетом ни одной. Все проекты, начиная от «Часа пик» (с подтяжками ведущего от Ларри Кинга) и кончая «Полем чудес», изрядно поднадоевшим, были лицензионными, то есть закупленными на Западе, в основном в США.
Зато из сетки вещания выкинули «Встречи с Солженицыным», «Очевидное- невероятное», «Утреннюю почту», «Сельский час», «Кинопанораму»… Нет смысла перечислять, вылетели 67 программ – проблемных, познавательных, публицистических, каких угодно. Иди и смотри, как стать миллионером.
Немцова после его гибели стали называть лицом российской оппозиции. Но у оппозиции не было лица, потому что не было самой оппозиции. Имело место некое скопище мнимых политиков, объединенных взаимной ненавистью друг к другу, а наипаче же – к Немцову, которого нетрезвый Ельцин когда-то назвал преемником. Однако преемником, как известно, стал другой человек: «Есть имя славное для сжатых губ чтеца – его мы слышали, и мы его застали».