Мадам, уже падает Листьев
Шрифт:
Немцов, как и Листьев, был имитатором. Только у Листьева была поза, а у Немцова – позерство. С 1998 года любимым и единственным его занятием, кроме посещения «Лужков», стало учреждение политических движений и партий. Как у Листьева с заимствованными телепроектами.
В 2013 году на выборах в Координационный совет оппозиции Немцов с трудом занял только 16-е место. После непродолжительного периода дрязг и склок структура, сулившая единство и единение, рассыпалась сама собой. Немцов предпринял последнюю попытку стать вождем хоть какой-нибудь оппозиции. Возглавил список партии РПР-ПАРНАС на выборах в Ярославскую областную думу. Удалось получить один мандат, который ему и достался.
Листьеву на Первом канале не досталось ничего, кроме свободы
Свидетели с крылышками
Когда отсутствуют высокие материи, приходится обсуждать низкие. Банальная дилемма – кто хуже, Чубайс или Березовский – до самой смерти последнего не сходила с повестки дня, хотя всем ясно, что хуже оба. Разница между ними лишь в том, что Березовского выписали из российской политики с известным диагнозом, а Чубайс задержался на периферии здравого смысла. И успел пустить метастазы во все доступные пределы.
Сколько заработал Березовский на трансформации государственной телекомпании «Останкино» в карманное «общественное телевидение», не вспомнил бы теперь и сам Березовский. В любом случае деньги были бюджетные, других на оголенных счетах ОРТ просто не имелось. Однако в те годы у государства не было претензии ни к БаБу, ни к его Бадаю, финансовому директору Бадри Патаркацишвили, убитому примерно за три года до гибели самого Березовского.
Все играли в одну и ту же игру под названием «Голосуй или проиграешь!», ради которой перевернули Первый канал с ног на голову и принесли в жертву Влада Листьева. Настала полная свобода продажи слова, ставшая неотделимой от баксов, как хлеб от «Рамы». Играл в нее и Андрей Разбаш, почти ежедневно выходивший в эфир с программой «Час пик». Однажды, не особо стараясь, перестарался и вместо ток-шоу выдал то, что впоследствии назвали «кикс-шоу». Дело было 1 апреля 1996 года. Выпуск программы в этот день задумывался как розыгрыш. Так объяснял, оправдываясь, сам Разбаш. Хотя вряд ли не сознавал, что может получиться из его милой шутки.
Телезрители услышали откровения некоего Игоря Львовича, гостя программы и представителя, как было сказано, «тайных органов». Не секретных, а именно тайных. Гость сидел с затемненным для неузнаваемости лицом и бесстрастным, будничным голосом сообщал к сведению миллионов, что неизбежный возврат коммунистов к власти – часть давнего замысла российских спецслужб, а разгул криминала в стране – цель разработанного плана, предусматривающего анархию и хаос в дозах почти смертельных для государства. Чтобы, значит, после всех перенесенных ужасов обалдевший народ со слезами надежды на глазах взирал на Сажи Умалатову в ранге министра обороны и генерала Макашова на посту министра культуры. Ни мэров, ни пэров, а Зюганов, само собой, президент. По сути дела, речь шла о назревающем государственном перевороте, каковой, конечно же, не обойдется без колоссальных жертв. Непонятным выглядело одно замечание: якобы уже готовы самолеты для гуманной высылки реформаторов за границу. На остальных сограждан гуманность, выходит, не распространялась.
Серьезность беседы с таинственным Игорем Львовичем не вызывала сомнений. У заведомо обреченных телезрителей ужас застыл в глазах. Дело даже не в том, что люди не поняли первоапрельской шутки. В дома большинства населения страны «Час пик» пришел по каналам «Орбиты» только на следующий вечер – какие шутки 2 апреля! На Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке откровения Игоря Львовича восприняли как шокирующую реальность. Какой-то институт социальных исследований подсчитал, что около восьми процентов избирателей, переживших шок от услышанного на «Часе пик», не стали отдавать голоса за лидера КПРФ.
Никто на ОРТ не рискнул похохмить 1 апреля по доводу, скажем, пресловутых
Кремлевское окружение устраивало для Генпрокуратуры розыгрыши похлеще. И не в связи с 1 апреля, а по поводу убийства Влада Листьева, уже отпетого, но еще не забытого. Сергей Ястржембский использовал при этом типично рекламные приемы, посредством которых мнимая ценность того же «Орбит без сахара» встраивается в реальный мир, вытесняя из него ценности подлинные. Иди и смотри.
Полковнику Трибою были переданы из администрации президента свидетельства некой Пелагеи Сергеевны Холопиной, случайно встретившей в пустой электричке троих говорливых парней, обсуждавших подробности совершенного ими убийства. В вагоне упомянутая Пелагея задремала. Парни, сидевшие неподалеку, не обращали на нее внимания – пусть себе дремлет бабулька. Они были увлечены разговором о Владе Листьеве, смакуя подробности убийства: кто из них сделал первый выстрел, кто второй, как Влад неожиданно поднял голову и открыл рот, силясь что-то сказать. «А изо рта, прикинь, изо рта у него вот такой пузырь жвачки, только красный от крови. Тут Вован ему на горло наступил, ну и клиент больше не дергался».
По словам бабушки Пелагеи, парни сошли на станции «Востряковская». Горько и больно стало ей за любимого телеведущего, и, помаявшись несколько дней, она решила поведать подробности какому-нибудь высокому начальству. С помощью знакомой уборщицы, работавшей в здании МИДа, прорвалась Пелагея на встречу Ельцина с дипломатами, где и принял ее товарищ красивый Ястржембский. Исходя из этого Петру Трибою предписывалось бросить все дела и найти указанных парней.
От легенды шибало туфтой навылет, но одна точная деталь насторожила следователя. В полости рта Листьева действительно был обнаружен комочек жевательной резины «Орбит без сахара», что и зафиксировано экспертизой. Это заключение, равно как и медицинское, Трибой никому не показывал, да они никого особо и не интересовали. Бабушка Пелагея, возможно, и была в состоянии на пару с уборщицей одолеть президентскую охрану, чтобы прорваться на встречу с большим начальником, но знать про последнюю в жизни Влада жвачку она не могла.
Значит, по следам бригады Генпрокуратуры шла какая-то другая бригада, отыскивавшая малосущественные, но достоверные детали. С какой целью? Трибой не торопился разочаровывать кремлевскую администрацию сообщением о том, что Пелагея Сергеевна Холопина состоит на психиатрическом учете, в силу чего ее показания не могут быть приняты во внимание ни при каких обстоятельствах. А со Старой площади регулярно названивали: как там дела с поиском троих попутчиков божьего одуванчика? «Ищем! – бодро отвечал полковник. – Стараемся! Возможно, они залегли на дно или куда-то на юг подались. Например, в Ялту».
На слове «Ялта» собеседник Трибоя сделал стойку. Видимо, там были в курсе того, что рядовые киллеры, нанятые Сашей Македонским для исполнения несложного заказа, почти сразу после убийства Влада рванули в Ялту, где и отсиживались около двух недель. Трибою были уже известны их личности, но и эту информацию он держал при себе. Камешек угодил в нужный огород, и полковник стал ждать ответного булыжника.
В кремлевской администрации срочно переписали сценарий и подбросили новую свидетельницу – Екатерину Васильевну Лизунову, наивную и честную, как ангел с крылышками. Так же, как и в случае с Холопиной, она случайно подслушала разговор молодых парней, обсуждавших убийство Влада! Только теперь их было двое, а дело происходило в коридоре поликлиники на Патриарших прудах. И снова последовало указание: искать и найти.