Мадам Змея (Трилогия о Екатерине Медичи - 1)

Холт Виктория

Он поднял голову и подозвал к себе двух дорогих ему женщин - Анну, его любовницу, и Маргариту, королеву Наваррскую, сестру и подругу детства. Изумительная пара! Глядя на них, можно было гордиться Францией. И правда, в какой другой стране они могли появиться на свет? Маргарита обладала одухотворенной красотой, Анна - чувственной. И обе были наделены тем, что Франциск искал в женщинах помимо совершенства лица и фигуры, а именно интеллектом. По уму они были равны ему. С ними он мог обсуждать политические проблемы; их остроумные советы забавляли его. Он имел множество любовниц, но Анна оставалась его главной любовью. Что касается.

Маргариты, то их взаимная привязанность зародилась, когда он едва начал говорить. Любовницы приходят и уходят, но лишь смерть способна оборвать узы между братом и сестрой. "Я полюбила тебя прежде, чем ты родился, - сказала однажды Маргарита.
– Я люблю тебя гораздо сильнее, чем мужа и ребенка". Она не лгала. Она возненавидела мужа за то, что он бросил ее брата в битве при Павии; она убежала из дома и, рискуя жизнью, поспешила к Франциску в Мадрид. Сейчас она почувствовала его настроение быстрее, чем Анна, поскольку они были точно близнецы. Они всегда стремились находиться рядом, каждый из них быстро замечал настроение другого, они делили свои радости.

– Дорогой мой, почему ты сегодня грустен?
– улыбнувшись, спросила Маргарита.

Он жестом предложил женщинам сесть справа и слева от него. Потом взял руку Маргариты и поднес ее к своим губам. Его движения были полны изящества и шарма.

– Грустен? Нет, - сказал он.
– Но я думаю об этом браке с итальянкой.

– Мне он не нравится, - заявила Анна.
– Что это за семья? Какое право имеют торговцы Медичи породниться с королем Франции?

– Любовь моя, - сказал король, - ты повторяешь слова моих советников. Повторение, увы, может наскучить, даже если оно звучит из твоих сладких уст.

Он подал знак музыкантам.

– Играйте, играйте!
– приказал король, не желая, чтобы их беседа оказалась подслушанной.

– Папа - мошенник, - не сдалась Анна.
– И если правда скучна, с этим следует смириться.

– Мошенник!
– воскликнула Маргарита.
– Он хуже чем мошенник. Он глупец.

– Дорогие дамы, вот что сказал мне духовный наставник сына. Он не в восторге от женитьбы моего наследника на дочери торговца. По его мнению, такой брак допустим, лишь если он сулит большую выгоду трону; в этом случае Бог может благословить подобный союз.

Они рассмеялись.

– Если бы ты не сказал, что это мнение духовною наставника Генриха, заметила Маргарита, - я бы подумала, что ты цитируешь короля Англии, Генриха Восьмого.

– Да помогут ему святые!
– насмешливо сказал Франциск.
– Пусть он наслаждается дарами богов со своей прелестной новой женой. Я написал Генриху о том, что желаю ему этого.

– Он искренне поблагодарит тебя, - сказала Маргарита.
– "Разве я не вправе получить от Бога богатство, власть, успех и благополучие?
– заявит он.
– Кто, кроме меня, Генриха Восьмого, заслуживает всего этого?"

– Я бы хотел, чтобы бедный Франциск питал к королю Франции хотя бы одну десятую той любви, что Генрих Тюдор испытывает к английскому королю! вздохнул Франциск.
– Я люблю короля Франции за его недостатки, в то время как Генрих Тюдор любит короля Англии за его достоинства. Настоящая любовь всегда слепа.

– Но он прав: следует заботиться о материальной выгоде, - сказала Анна.
– Что сулит нам этот брак?

– Они богаты, эти Медичи. Они пополнят нашу казну, оскудению которой, к

сожалению, способствовала ты, Анна. Так что радуйся вместе со мной. Медичи преподнесут нам три бриллианта - Геную, Милан, Неаполь.

– Чего стоят обещания папы!
– заметила Маргарита.

– Любовь моя, не говори пренебрежительно о Святом Отце!

– Он имеет весьма подлую привычку обманывать своих чересчур доверчивых детей!

– Я сам разберусь с Климентом, любовь моя. И достаточно политики. Я охвачен тревогой и хочу поделиться ею с двумя мудрыми женщинами. Я имею в виду юного Генриха. Не будь его мать самой добродетельной женщиной Европы, я бы подумал, что он не мой сын.

– Ты слишком требователен к нему, мой король, - сказала Анна.
– Он еще мальчик.

– Ему уже четырнадцать лет. Я в его возрасте...

– Нельзя сравнивать свечу с солнцем, моя любовь, - заметила Маргарита.

– Разве нельзя ждать хоть некоторого блеска от сына солнца? Я не выношу мрачных, глупых детей, однако именно таким кажется мне мой отпрыск.

– Ты ждешь от него очень многого, потому что сам являешься выдающейся личностью. Дай ему шанс; как говорит твоя сестра, он еще очень молод.

– Вы, женщины, слишком снисходительны к нему. Если бы я знал, как высечь из этой тупой головы хоть искру интеллекта!

– По-моему, - сказала Маргарита, - в твое отсутствие мальчик становится более живым и сообразительным. Ты согласна со мной, Анна?

– Да. Поговори с ним об охоте, любовь моя, и ты увидишь перед собой твое отражение.

– Об охоте! Физически он весьма крепок. Если бы дофин обладал его здоровьем!

– Не вини своих сыновей, Франциск. Вини короля Испании.

– Или, - вставила Анна, - самого себя.

Он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул огонь, но Анна выдержала взгляд короля. Она дразнила его, была насмешливой и уверенной в себе. Он любил ее уже почти десять лет. Она позволяла себе вольности, но Франциску это нравилось. Он не был ее богом - этим она отличалась от Маргариты. Франциск улыбнулся - он умел увидеть себя со стороны. Она права. Он был плохим, безрассудным воином. Результат - Павия! Он мог винить лишь самого себя. Он один нес ответственность за то, что молодой Генрих и его старший брат, дофин, заняли место отца в испанской тюрьме в качестве заложников.

– Ты забываешься, моя дорогая, - сказал он, попытавшись придать голосу холодное звучание.

– К сожалению, любовь моя, боюсь, это правда, - дерзко отозвалась Анна.
– Но я люблю тебя за твои недостатки не меньше, чем за твои достоинства. Поэтому без страха говорю тебе правду.

– Это было несчастливое стечение обстоятельств, - быстро вставила Маргарита.
– Королю пришлось вернуться, а сыновья заняли его место. Но вернемся к главной теме нашей беседы. Юноши возвратились из Испании...

– Где молодой Генрих позабыл свой родной язык!
– воскликнул Франциск.
– Разве я стал бы говорить на языке варваров, вернувшись из самого длительного плена?

– Он заговорил на испанском языке, когда вернулся домой, - заметила Анна.
– И весьма свободно, насколько мне известно.

– Да, весьма свободно. Он выглядит, думает и ведет себя, как испанец. Он больше похож на сына моего врага, нежели на моего.

– Он действительно очень мрачен, - сказала Анна.
– Что подумает о нем юная итальянка?