Мадемуазель Шанель
Шрифт:
Я молчала. Похоже, суждение о нем Миси оказалось довольно точным; тем не менее позиция его застала меня врасплох.
— Но они все-таки довели мои духи до прилавков универмагов, — наконец возразила я в припадке неожиданного раскаяния. — Духи «№ 5» продаются по всей Америке. Без их знакомств, контактов я бы никогда…
— К твоему успеху они не имеют никакого отношения, — перебил он. — Эти духи создала ты, а они присосались как пиявки и наживаются на этом. Это же евреи, они всегда так делают. Сами палец о палец не ударят, за них работают другие, а им просто надо найти самый несложный способ выкачать денежки, им не принадлежащие. Паразиты. Позволь мне порекомендовать
Я молчала, так и не донеся бокала до рта. Я похолодела и сразу вспомнила о том чувстве, которое охватило меня еще тогда, на борту «Европы».
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты что, действительно ничего не видишь, что творится вокруг? Адольф Гитлер скоро станет канцлером Германии. А у него есть программа: он хочет разобраться с марксистской угрозой и с евреями, которые стоят за спиной марксистов. — Бендор вернулся к своему креслу и заваленному книгами столу. Он вытащил из стопки небольшой томик. — Вот его трактат «Майн кампф». Почитай, тебе будет полезно. Блестящая работа. Он пишет о еврейском заговоре, ведущем к захвату ими власти во всем мире, а Америка их к этому подстрекает. Все беды Германии — в Веймарской республике, евреях и социал-демократах, а также в этих проклятых марксистах. И он их всех уничтожит, если получится, конечно.
Раскрыв рот, я слушала его, пораженная ужасом.
— Но немцы совсем недавно чуть нас не уничтожили, — пролепетала я. — Ты что, защищаешь их, хочешь, чтобы они восстановили свой военный потенциал? После всего, что они натворили?
— Нам нужна сильная Европа, — твердо сказал он. — А Германия — часть Европы. С нами воевать Гитлер не собирается. Он хочет просто восстановить и перестроить страну, вернуть свободу тем, кто по праву ее заслуживает.
Я с трудом выдавила бледную улыбку, поставила на стол нетронутый бокал.
— Я ничего не понимаю в политике. Кто я такая? Всего лишь модельер. Но ты можешь кое-что для меня сделать, — начала я, вспоминая тревожные впечатления, полученные в Нью-Йорке. — Я хочу создать нечто исключительное, чего раньше никогда не было. Я задумала эксклюзивную презентацию единственных в своем роде моделей одежды, чтобы производители готового платья могли копировать их, только получив лицензию у меня. Можно устроить это прямо здесь, у тебя в доме, и пригласить всех наших знакомых. Эта Скьяпарелли у нас еще попляшет. Ей придется продавать свои дорогущие модели почти даром.
— Ты же знаешь, я всегда готов тебе помочь, — заулыбался Бендор, отложил книгу в сторону и подошел ко мне. — А как насчет адвоката? Встретишься с ним? Я думаю, очень даже стоит. Дует ветер перемен. Нельзя допустить, чтобы евреи украли у тебя дело всей твоей жизни.
— Я не против, — кивнула я, — почему бы и нет? После презентации.
Заметив, что он уже, кажется, не прочь затащить меня в постель, я извинилась, сославшись на то, что мне надо отдохнуть. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я вдруг вспомнила слова Миси: «Это не тот человек, с которым ты должна связывать свое имя…»
Сейчас на душе у меня было гораздо легче: слава богу, думала я, что он так и не сделал мне предложения. И все же в своем горячем желании сохранить репутацию и удержаться на гребне славы я не могла не почувствовать, что на всех нас надвигается мрак.
4
Представленная мной коллекция прет-а-порте способствовала восстановлению моей репутации. Выдачей лицензий производителям я заработала приличное
И тем не менее количество моих клиенток продолжало уменьшаться. Пришлось сократить и работников — из четырех тысяч осталось только три — и перейти на более дешевые ткани.
Отказавшись от силуэта в стиле garconne, который олицетворял двадцатые годы, на весенний сезон 1933 года я представила великолепную новую коллекцию, где женственность белых повседневных платьев из шелкового хлопка и шифона подчеркивалась полупрозрачными рукавами, пышными бантами на талии или перекрещивающимися на спине лямками со стразами, а костюмов — брюками в стиле унисекс и жакетами с вытканными на них камелиями. Журнал «Vogue» горячо приветствовал мои новшества, но все больше ветреных женщин бежало от меня к Скьяпарелли, спевшейся с Сальвадором Дали. Тогда я расширила границы своей парфюмерной империи, создав три новых образца: «№ 22», «Гламур» и «Гардения». Но ни один из них не стал столь прибыльным, как «№ 5», да, собственно, и не мог. Моя война с Вертхаймерами принимала все более ожесточенный характер: я дралась с ними всем, что попадется под руку, в том числе и гонорарами адвокату Бендора за его советы моему адвокату во Франции, я искала любые средства, лишь бы расторгнуть контракт, который я столь бездумно подписала несколько лет назад.
В конце концов ко мне в ателье с визитом явился Пьер Вертхаймер. Он прибыл прямо с вокзала с чемоданом в руке, один, весь из себя осанистый, в котелке и пальто, лицо скорбное, но решительное.
— Мы с братом Полем долго обсуждали этот вопрос и пришли к соглашению увеличить вашу долю на пять процентов. Мы не желаем, чтобы между нами возникли неприятности, связанные с судебной тяжбой. Это не в наших с вами интересах.
— Это для меня неприемлемо. На флаконе стоит мое имя, и это дает право на гораздо более высокую долю от прибыли. И не забывайте: это я вас наняла, месье, а не вы меня.
— Верно, мадемуазель, вы наняли нас, чтобы мы распространяли ваши духи. — Он улыбнулся. — И мы это делаем, держим свое слово в соответствии с подписанным вами контрактом. — Он похлопал по документу, словно хотел привлечь мое внимание к нему. — И вы не можете сейчас вдруг взять и пересмотреть условия контракта только потому, что ваши духи продаются гораздо успешнее, чем вы предвидели изначально. А продаются они гораздо успешнее благодаря нам и нашей работе.
— Но духи создала я, именно я, и никто другой. — Я наклонилась к нему ближе и с удовлетворением увидела в его глазах явное беспокойство. — Мое имя дает духам престиж, поэтому повышение моей доли на пять процентов — это просто грабеж. Вы получаете миллионные прибыли, набиваете за мой счет карманы, а мне оставляете гроши.
Минуту он молча смотрел на меня, потом вздохнул, пролистал контракт, открыл страницу где-то в конце. Пометил там, где я должна была прочесть. Я отказалась.
— Этот пункт гласит, что вы связаны условиями контракта на все время его действия. Вот тут, внизу, ваша подпись стоит?
— Вы прекрасно знаете, что моя. И теперь я очень жалею об этом.
— И я могу лишь сказать, мадемуазель, что мне очень жаль это слышать… Но это бизнес, вы сами подписали контракт, который обязывает вас соблюдать его. А что вы там чувствуете, к делу не относится.