Мадемуазель Синяя Борода
Шрифт:
– Вы не слышали, молодой человек? Мы ничего не продаем.
– А бабу и пушку имеете?
– Имеем.
– Так продайте, – не отставала «скала». Пожалуй, такое дремучее упрямство характерно для дегенератов. Может, «скала» и был дегенератом? А парень между тем продолжал: – Чтоб за бабки я не купил бабу и пушку? Так не бывает.
– К вашему сведению, музей в наше время – единственное место, где ничего не продается. – Светлану Петровну явно сдерживало воспитание, не позволявшее послать тупицу куда-нибудь подальше, и все-таки ее прорвало: – Вам мало дворцов в стиле
– Да не мне. Друг из Франции хочет. Не могу ему отказать.
– Что ж, если вам нужна каменная баба, то наймите экскаватор, поезжайте в степь, найдите нетронутый курган, раскопайте его и достаньте оттуда бабу.
– А меня не посадят?
– Обязательно посадят, потому что все древности, находящиеся в земле, принадлежат государству. Вам Зоя Федоровна нужна? – наконец-то Светлана Петровна увидела Щукина и обратилась к нему, вытянув шею и выглядывая из-за плеча настырного парня. Тот закивал. – Напротив ее найдете. Ну, что вам еще не понятно, молодой человек?
Теперь служительница фондов снова обращалась к докучливому посетителю. Архип Лукич, слушая, как «скала» принялся монотонно объяснять все с самого начала – что ему нужна баба и пушка, а бабки для него не проблема, – открыл дверь напротив, одновременно рассуждая: вот, значит, какие существуют способы добычи желаемой вещи – доконать владельца тупым вымогательством и деньгами. Огромными деньгами! Зная, какие трудности испытывают музеи, можно прийти и вот так запросто предложить большие деньги, от которых сотрудникам трудно будет отказаться. Наверняка ведь в музеях найдутся те, кто соблазнится сделать ремонт, купить современную сигнализацию или поправить другие хозяйственные дела родного – и бедного! – учреждения за счет одного-двух экспонатов.
Зоя Федоровна встретила Щукина надеждой:
– Вы нашли картину?
– Найдем, – заверил он. – Клянусь, найдем! Зоя Федоровна, скажите, муж Лады ремонтировал у вас что-нибудь?
– Конечно. У нас же все на ладан дышит, одна электропроводка в дрожь приводит. Каждый раз ухожу и молюсь, чтоб ничего тут не возгорелось. Денег мало выделяется на ремонты и оборудование, спонсоров сейчас отыскать практически невозможно, богачи предпочитают в ресторане просадить тысячи, чем музею какую-нибудь малость кинуть. Мы просто бедствуем!
– Значит, Илья занимался электропроводкой. А сигнализацию смотрел?
– Бывало и такое. Она часто звонила ни с того ни с сего! Внутри что-то переклинивало. Старая же, как дореволюционный лапоть. Дождаться, пока приедут те, кто должен ремонтировать, – в дурдом попадешь. Единственное, что было в ней на «пять», так это громкий трезвон. Звонила так, что барабанные перепонки чуть не лопались. Бывало, каждый час, неизвестно по каким причинам, включалась. Я просила Илью наладить, а он брал недорого. А из милиции, когда приезжали, причин трезвона не находили. Да еще каждый раз напоминали: мол, надо заменить на усовершенствованную систему. Будто я этого не знаю! Подсказали б заодно, где деньги взять.
– Значит, до того, как ремонтом занялся Илья,
– Пару раз помню….
– Когда точно он ремонтировал, можете сказать?
– В начале весны и в начале лета.
– А не помните, сигнализация начинала беспричинно звонить при Илье? Или его не было в то время в музее?
– Не помню. Это очень важно?
– Да нет, нет, – успокоил ее Щукин, так как по всему было видно, что Зоя Федоровна тоже что-то считала в уме. Наверняка уже связала пропажу картины с Ильей, а пока это было ни к чему. – Мы выясняем все обо всех, кто так или иначе работал в музее. А такой вопрос: что дороже – петровская пушка, каменная баба или похищенная картина?
– Это же разные по степени значимости вещи! – вытаращилась Зоя Федоровна, будто Щукин сделал ей неприличное предложение.
– А все-таки? Приблизительно?
– Даже не стану рыться в памяти. Я точно помню, что никому не приходило в голову купить петровскую пушку, а тем более – каменную бабу. Вы бабу-то хоть видели? Это кусок неподъемного камня, кое-как обтесанный, с грубо выточенными чертами лица. И никто не оценивал эти древние изваяния в рублях, они имеют лишь историческую ценность.
– А если б какой-нибудь музей или частный клиент из-за рубежа попросил вас продать бабу, пушку и картину, за сколько б вы продали? И что ушло бы дороже?
Зоя Федоровна явно оказалась в тупике. После довольно долгой паузы она наконец с большим сомнением в голосе сказала:
– Наверное, баба дороже. Из-за возраста. Любая из наших баб насчитывает не менее двух тысяч лет, отсюда и стоимость… хотя она вольная будет. Ой, ну, я не знаю, честное слово!
– Ладно, не мучайтесь, – сказал Щукин. – И на том спасибо.
Выйдя от заведующей музея, следователь задумался. А ведь сейчас коллекционеру выгодней вести переговоры о купле-продаже, как только что это делал человек-скала. Во всяком случае, попытка купить антикварную вещь может оказаться куда более эффективной и дешевой, нежели услуги разбойников, сулящие массу осложнений. Но в том случае, который Архип Лукич расследовал, скромную картину (далеко не шедевр, по оценкам специалистов!) предпочли выкрасть, а не купить. А что, если картину никто не заказывал? Такой вариант ведь не исключен. И что, если Монтеверио рассказывает не семейную легенду, напичканную шарадами, а хронику? Тогда его надо поторопить. Вор тоже знает хронику, и ему известно, что ему даст картина.
Ну, то, что надо, Щукин в музее выяснил, поэтому в приподнятом настроении он поторопился в прокуратуру. Не терпелось встретиться с Орловым и к приходу своих ребят иметь на руках его признание.
Войдя в кабинет, Дмитрий Орлов бросил затравленный взгляд на Щукина и без приглашения тяжело опустился на стул. Ссутулился, уткнулся глазами в пол. «А клиент готов, – подумал следователь. – Он деморализован, следовательно, сейчас самое время начать». И Архип Лукич начал:
– Скажите, Дмитрий Давыдович, как вы познакомились с Ладой?