Мадина
Шрифт:
Я очень плохо спала ночью: несмотря на принятое лекарство с вечера, любое движение приносило мне боль, а спина горела от прикосновения ткани. Под утро, утомленная невозможностью уснуть, я просто сняла футболку и скинула ее на пол. И только после этого, устроившись на подушке максимально аккуратно, мне удалось ненадолго вздремнуть.
Меня разбудило то, что кто-то аккуратно тряс меня за плечо и звал по имени. С трудом открываю глаза, в первые секунды не понимая, где нахожусь, привыкая к тусклому освещению комнаты. Перевожу взгляд на стоящего напротив мужчину. Лев! Взвизгиваю, потому
– Спокойно, Маша, – незнакомое имя режет слух, но я вспоминаю, что сама им же и назвалась. – Не дергайся, я же врач, меня ничем подобным не удивишь, – спокойно, с мягкой улыбкой произносит он.
– Сейчас вы стоите рядом со мной не как врач, и мы не в больнице, – пытаюсь возразить, не смея поднять глаз на мужчину, сгорая от стыда.
– Как раз-таки сейчас я стою, как врач. Я пришел обработать твои раны на спине и дать тебе выпить антибиотик, прежде чем я уйду на работу. Его надо принимать в одно и то же время.
– Извините, я… у меня очень болела спина, не могла уснуть и подумала, что без футболки мне будет легче, – начала я оправдываться. Господи, как теперь в глаза-то ему смотреть?! Наверно, мне еще никогда в жизни не было так стыдно. Почему-то мне было не все равно, что подумает именно этот мужчина.
– Маша, прекрати оправдываться, тебе просто надо было разбудить меня. Я же сказал, чтобы ты обращалась ко мне по любому вопросу и в любое время.
– Но как же… Вам же с утра на работу, вы же отвечаете за жизни людей. А я… могу и потерпеть, ничего страшного, – снова пробормотала, смущаясь присутствия Льва.
Послышался неопределенный смешок, от чего я все же поднимаю свой взгляд к лицу мужчины, и вижу в его глазах сменяющие друг друга эмоции: разочарование, тоску и …злость. Пугаюсь, принимая все на свой счет, хочу инстинктивно от него отодвинуться, но в этот момент его лицо снова становится спокойным и ничего не выражающим.
– Маша, давай я помогу тебе лечь на живот и помажу спину, мазь немного облегчит твое состояние, и ты сможешь еще поспать, – мягко произносит врач.
– Нет! – довольно поспешно отвечаю я. От чего снова смущаюсь и прикрываю рот рукой, в очередной раз заливаясь краской. – Я сама.
– Маша, перестань…– начинает Лев.
– Пожалуйста, – я все же поднимаю взгляд и умоляюще смотрю на него, надеясь, что он все прочтет по моим глазам. И слава Аллаху, Лев – очень понятливый мужчина: со вздохом, закатывая глаза, он отворачивается и ждет, пока я перевернусь на живот.
Вздрагиваю, когда моей спины касается шершавая рука, размазывая холодную мазь.
– Придется потерпеть, маленькая. У меня кончились перчатки, а руки все сухие и шершавые от спирта, которым я щедро обрабатываю их перед операциями, – извиняясь, произносит Лев.
– Все в порядке. Просто мазь холодная, это все от неожиданности. Спасибо вам, что возитесь со мной. Я даже и не знаю, как вас благодарить, – смущаясь, произношу я.
– Простого «спасибо» и твоего выздоровления будет достаточно, – я слышу улыбку в голосе этого мужчины,
– Спасибо, но боюсь, он мне не поможет – у меня нет телефона.
– Понятно, – протягивает Лев и выходит из комнаты.
А я неожиданно задумалась. А действительно, чем я могу отблагодарить этого мужчину? То, что моя совесть не позволит пользоваться его добротой безвозмездно – однозначно.
Лев
От мыслей об этой необычной девочке Маше с восточной внешностью меня спасали операции, идущие одна за другой. Во время работы я всегда отключался и сосредотачивался на пациенте, лежащем на операционном столе, оставляя все мысли и эмоции за дверьми операционной.
Но вот последняя операция позади. В коридоре меня ожидают товарищи бандита, из которого я только что извлек пулю.
– Что скажете, доктор? – спрашивает один из них, очевидно, самый главный. – Удалось подлатать нашего Илюху?
– Состояние стабильное, но тяжелое. Если больше не будет участвовать в подобных разборках, то вполне возможно доживет до старости. Но я бы советовал провериться у кардиолога: сердце сильно скакало во время операции. В следующий раз может и не пережить. Скоро мы переведем его в реанимацию и, как только он придет в себя, я переведу его в обычную палату и тогда вашего друга можно будет навестить, – обыденно сообщаю о делах прооперированного.
– Спасибо, доктор, мы тебя поняли. А это тебе за сверхурочные, – и протягивает мне пачку зелени, перетянутую резинкой. Мне становится противно. Хочется швырнуть ему эти деньги в рожу и пойти нажраться до зеленых соплей. Но это не поможет. Проходили, знаем. Да и этот браток тут совершенно не при чем: он благодарит меня так, как привык, как принято в его мире. А отвращение – оно сидит внутри меня, и оно адресовано к самому себе.
– Спасибо, но не нужно. Это моя работа, – пытаюсь отказаться. На что глаза бандита прищуриваются, и он произносит все тем же обманчиво – спокойным голосом, но при этом в нем сквозит холод:
– Нехорошо, не стоит нас обижать, мы же от чистого сердца, да и Сизый рекомендовал тебя, как толкового эскулапа. Не разочаровывай нас. А за братишку спасибо, – и с этими словами, все-таки впихнув со смешком мне в руку деньги, вся эта компания гордо идет к выходу.
Провожаю их взглядом, надеясь больше никогда не увидеть, достаю из кармана телефон с мыслью позвонить Маше и резко торможу. Вспоминаю ее слова о том, что у нее нет телефона. Черт! Ладно, надо будет решить этот вопрос.
Что же с ней все – таки произошло? Она очень боится, но чего? Или правильней будет спросить, кого? Ее травмы и поведение говорят о том, что Машу кто-то избил. Попытаюсь разобраться, аккуратно расспросить, но чуть позже, когда она немного привыкнет и поймет, что мне можно доверять.