Мадонна без младенца
Шрифт:
– И что? – Вера смотрела непонимающе.
Доктор терпеливо растолковала:
– Подруга ваша, конечно, обязана. Но только заставить ее мы никак не можем. Никаких правовых инструментов для этого нет. По нашему законодательству мать малыша – та, кто его родила.
– Но ведь элементарно можно доказать, что она ребенку никто! – возмутилась пациентка. – Достаточно простейшего теста на ДНК!
– А никто не будет этого доказывать. И тест на ДНК в нашей стране насильно никто не сделает, – усмехнулась Милена. – Подруга ваша получит в роддоме медицинское
– Но что же мне делать? – чуть не плача, пробормотала Вера.
– Могу только одно посоветовать: договариваться. Соглашаться на все условия вашей подруги и просить ее передать вам ребенка по-хорошему.
– Можно подумать, она будет меня слушать, – горестно вздохнула Вера.
Ох, и тягомотина оказалась – лежать в больнице! Ди-ви-ди нету, компьютерных игрушек тоже, даже по телевизору только «Спокойной ночи, малыши», и ровно в девять отбой. Еда противная, в палате вместе с ней одни плаксы. Мама, конечно, не дает окончательно засохнуть, навещает каждый день, приносит вкусненькое и на телефоне поиграть разрешает. Но только она с тех пор, как завела себе ребенка в животе и ушла от папы, совсем не та, что раньше. Давно уже они вместе не смеются взахлеб, и не рифмуют слова, и не рисуют принцесс. Зато Настя не раз видела, как мама плачет.
Девочка много раз пыталась понять, из-за чего родители поссорились, но так и не разобралась. А когда дядя Кирилл увез их из Москвы в Калядин, запуталась окончательно. Уже там, в доме Виктории Арнольдовны, мама ей объявила, что ждет малыша. Настя, конечно, удивилась, но не сильно. Взрослые ведь очень глупые, они думают, что, если вести свои умные разговоры исключительно по ночам, дети ничего не услышат. Однако Настя еще осенью подслушала, что маме шампанское нельзя, тяжести поднимать нельзя и волноваться тоже. В семье у школьной подружки точно такое же было – а через несколько месяцев братик родился. Нетрудно, как говорят в той же школе, сложить два и два.
Непонятно только, почему мама с папой стали ругаться чуть не каждый вечер. Разве ребенок это плохо? Папа, правда, однажды сказал маме: «Не хочу, чтоб ты была инкубатором!» Инкубатор, Настя знала, все равно что курица. Папа, что ли, не хочет, чтобы мама превратилась в курицу? У них в классе есть одна девочка, очень толстая, так ее все мальчишки клушей дразнят.
Но теперь мама вообще от папы убежала. Настя сначала думала, что к дяде Кириллу. И даже была не против – потому что тот веселый, никогда не зудел и всегда покупал ей мороженое. Но нет: Кирилл по-прежнему обращается к мамуле на «вы», а с женами ведь так не говорят!
Первое время – пока обживались в Калядине, все было интересно, в новинку – Насте вообще был не нужен никакой папа. Нет его – и ладно. Все равно они никогда с ним вместе не играли, и секретов общих не имели, и подбросы под потолок она не выносила на дух (хотя терпела, визжала восторженно, чтоб папу не расстраивать).
Но только дни шли, и Настя затосковала. То вспоминала, как все вместе ездили в Египет и они с папой катались на верблюдах, на водном мотоцикле и даже летали
Настя и в Москву рвалась в основном для того, чтобы отца увидеть. И когда выяснилось, что он продал их квартиру, а сам сбежал на далекие Карибские острова, она никак не могла в это поверить. Может, мама специально все придумала? У другой ее подружки так было. Той вообще говорили, что папа умер, а на самом деле оказалось, что он в тюрьме сидит. Вдруг и ее отец – в тюрьме, в беде? И просто не может прийти ее проведать?
Настя даже решила: когда ее выпустят из дурацкой больницы, она подсмотрит у мамы номер и позвонит бабушке. Та, правда, очень строгая, постоянно всем недовольна, но пусть ругается. Только скажет: где находится папа?!
…Девочка горестно вздохнула. Она сидела на огромном подоконнике в больничном холле. В палату идти не хотелось, там вечно шум, крик, ссоры. Большие часы на стене мигнули электронными цифрами: шестнадцать и два нуля, то есть четыре. А мама только в пять придет, с ума сойдешь, пока ее дождешься.
Она уткнулась носом в холодное стекло, и вдруг на плечо легла чья-то рука. Опять небось вредная медсестра – будет ворчать, что из окна дует и только гриппа им в отделении не хватало.
Настя резко обернулась. Недоуменно пробормотала:
– Тетя Вера?..
Мамина подруга приветливо улыбнулась:
– Настенька! Как я рада тебя видеть!
Девочка жадно разглядывала человека из их с мамой прошлого. Тетя Вера, конечно, противная, но до чего нарядно выглядит! Солнечно-желтая блуза, горчичного цвета жакетик, из-под юбки выглядывают стройные коленки, туфли на каблуках (немного уродливые из-за того, что поверху натянуты бахилы). Сумка из крокодильей кожи! Мама – та никогда не одевалась ярко и юбки всегда носила ниже колена.
– Как ты, Настенька? – Тетя Вера встревоженно вглядывалась в ее лицо. – Я, когда узнала у твоей мамы, что ты в больнице, сразу сюда бросилась. Ты ведь не поддашься злой болезни? Ты у нас боец?
«Разве паук-птицеед будет так искренне тревожиться?!» – подумала Настя.
И благодарно улыбнулась, заверила мамину подругу:
– Не сдамся.
Та окинула ее внимательным взглядом, кивнула:
– Вижу. Держишься молодцом, весела, бодра. Значит, можно и секрет тебе рассказать.
– Какой? – оживилась девочка.
– Видишь ли, милая, – осторожно произнесла тетя Вера. – Ты, конечно, знаешь, что твои родители поссорились… мама очень обиделась на твоего папу и категорически, ни под каким видом, не хочет его видеть. И тебе с ним видеться не разрешает.
– Но… – попыталась встрять Настя.
Тетя Вера понимающе улыбнулась, перебила:
– Конечно же, тебе говорят, что папа уехал. Куда-нибудь далеко. Взрослые так всегда говорят – чтобы детей не травмировать. Но на самом деле твой отец тут, в Москве. И очень хочет тебя видеть. Если ты не против, я могу тебя к нему отвезти.