Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере
Шрифт:
— Так, уже что-то. Какую?
— Пошла в балетный класс. Индивидуальные занятия два раза в неделю. Два первых уже произошли.
— И как?
— Честно сказать, как в первый раз. Организм ничего не помнит.
— Сколько лет ты уже не занималась?
— Много. Как на философский факультет поступила, так и бросила. Почти пятнадцать.
— И ты намерена продолжать?
— Я намерена хотя бы вернуть те навыки, которые были тогда. Насколько смогу, конечно, мне уже далеко не шестнадцать. А дальше посмотрим.
— Поехали в Рождество на бал в Шатийон?
Дядюшка Элоизы имел обыкновение давать на второй день рождественских
— Как будто ничего этому не мешает.
— Хорошо, что еще?
— Я позвонила в Сорбонну моему профессору.
— И? Всё-таки пойдешь преподавать?
— Нет, не пойду. У них через месяц конференция, меня пригласили участвовать. Только придется поднять кое-какие наработки, кое-что почитать и написать новый текст.
— А еще?
— А еще я работаю, между прочим. Полный день, с девяти до шести. И мне кажется, что я достаточно заняла и тело, и голову, чтобы не думать о грустном и лишнем. Нужно подождать хотя бы месяц, чтобы посмотреть, хватает ли этого и нужно ли что-то еще, тебе не кажется?
— Ладно, уговорила. А как поживает он?
— Кто такой он?
— Как кто? Твой брошенный кавалер. Ты же его бросила, я правильно поняла?
— Бросить можно того, с кем ну хоть что-то было. А у нас, можно сказать, почти ничего и не было, так, раз обнялись и два поцеловались, — и Элоиза улыбнулась из-за бокала с вином.
Линни фыркнула — она знала, что в случае Элоизы «почти ничего не было» могло означать, гм, разное.
Да, время после той истории выдалось непростым. Одной только работы было явно недостаточно для того, чтобы забить голову и перестать думать о том, о чем Элоиза запретила себе думать. Тогда она сначала пошла в балетный класс к станку, вспоминать навыки юности. Навыки с трудом, но вспоминались, однако мысли все равно постоянно возвращались к Марни и тому дурацкому вечеру в Милане. Тогда она связалась со своей бывшей кафедрой в Сорбонне и договорилась поучаствовать в паре конференций по философским вопросам. Чтобы участвовать нормально, нужно было читать книги и писать статьи, это было уже лучше в плане занять мозг, но вдруг обнаружились побочные эффекты — она стала писать стихи, чего не делала с далеких юных лет. Для этого был заведен блокнот, весь в финтифлюшках и розочках, писала она туда исключительно рукой и карандашом, никаких компьютеров. Прятала блокнот в шкатулку из-под драгоценностей под замок и никому не показывала. Но об этом она не собиралась рассказывать ни Линни, ни кому бы то ни было еще.
— И что, вы ни разу больше не встречались? — продолжала гнуть свое Линни.
— Встречались. Здоровались и прощались, и все, — Элоиза не собиралась рассказывать о визите Марни на следующий день после той памятной прогулки.
Конечно, время от времени они пересекались — исключительно по рабочим вопросам. Он всегда был безупречно вежлив и всегда пытался оказывать ей внимание — но мрачные и холодные взгляды способны затормозить самые искренние порывы. Однако пока еще у него хватало и терпения, и настойчивости.
Когда Марни впервые после той истории встретился ей в коридоре, она вежливо поздоровалась и проскользнула дальше. Зашла за угол, перевела дух. Порадовалась, что сумела остаться спокойной. А дальше уже было проще.
— Ну хорошо, я сейчас от тебя отстану. А через месяц пристану снова, поняла?
— Поняла, — со вздохом ответила Элоиза.
И больше в тот вечер они об этом не говорили.
* 24 *
Но
— Скажи-ка, Эла, а что это за тобой Марни ходит? — как-то поинтересовалась та.
— А мне откуда знать? — Элоиза пожала плечами. — Может быть, ему делать больше нечего?
— Ему-то? Вряд ли, он человек очень занятой. Но приличный, очень приличный. Ты бы присмотрелась, что ли? А вдруг? По мне, так он тебе подойдет.
— А я в этом не уверена. И хватит об этом, хорошо?
— На сегодня хватит. А завтра я тебя снова спрошу, понятно?
И так продолжалось на самом деле каждый день. Элоизе уже хотелось кричать, ругаться, бросаться вещами и совершать другие такой же адекватности действия, но она пока держалась. Через месяц активность Анны пошла на спад, а потом осталась только в виде редких поддразниваний.
* 25 *
Однако же, на самом деле Анна просто решила меньше болтать и больше делать. Она явилась к Марни в кабинет, села напротив и заявила:
— Что, монсеньор, госпожа де Шатийон никак не поддается?
— А с чего вы взяли? — нахмурился он.
— Я что, похожа на слепую, глухую и ничего не соображающую дуру?
— Не похожа, и?
— Так вот, вы, главное, не сдавайтесь. А я вам чем смогу — тем помогу. Понятно?
— А с чего это вы вдруг? — продолжал недоумевать он.
— Да так. Хватит уже ей болтаться по свету, как лист по ветру. И вам тоже хватит. И вы друг другу в этом смысле подходите, — встала и удалилась.
* 26 *
Если Элоиза и удивлялась, почему с тех пор она стала почти каждый день встречаться с Марни за завтраком, то ничего никому не сказала. Здоровалась и смотрела строго в свою чашку кофе, впрочем, иногда, пока он не видел, бросала на него точечные аккуратные взгляды из-под полуопущенных ресниц.
Выбранная терапия и сила характера принесли свои плоды — Элоиза стала лучше спать, во сне видела обычные вещи, а вовсе не тело, сползающее на мостовую, удержать которое у нее не хватает сил. Как-то она поздравила с днем рождения однокурсника, с которым иногда переписывалась в фейсбуке, слово за слово обнаружилось, что через пару недель он будет в Париже одновременно с ней. Договорились встретиться. Более того, не просто встретились, но и провели вместе ночь. Он остался несказанно доволен, и очень огорчился, когда Элоиза наутро сказала, что все отлично, но повторения не будет. А она отметила про себя, что кошмар не вернулся, и это было очень хорошо. Но увы, не было и десятой доли того буйства чувств, которое из ниоткуда возникло просто от того, что некто Себастьен Марни провел вечер рядом с ней. Элоиза немного притупила остроту ощущений расстроенного приятеля и больше ни с кем не встречалась, ни ради проверки себя, ни ради чего другого. Марни она себе запретила, а никого другого не хотелось.
Так прошло полгода. Вечер в Милане стал потихоньку стираться из воспоминаний, оставаясь, скорее, сродни прочитанной книге или просмотренному спектаклю. Она уже и относилась к нему так, будто это было не с ней. Но все равно украдкой смотрела на Марни за завтраком.
История третья. Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере. 3.1 В начале был латинский текст
…но найти маленький медальон
в этой куче хлама представлялось