Мадьярская венера
Шрифт:
— Прости, — сказала Моргана. — Послушай, я хочу рассказать тебе кое-что по секрету. Знаю, что ты не подведешь и не выдашь меня, — она почти шептала. — У меня была с ним интрижка. Я имею в виду Кароля, и это было не в колледже. Совсем недавно. Он пригрозил, что сообщит об этом моему мужу. Я сделала значительное пожертвование для музея, чтобы он ничего не рассказывал. Он слишком умен, чтобы просить денег для себя, к тому же большие пожертвования выставляют его в выгодном свете. Я говорю тебе все это потому, что, даже если ты не спала с ним, тебе нужно знать, с кем ты имеешь дело. Он мерзавец, каких еще поискать! — Она всхлипнула, потом высморкалась.
Я вздохнула. Не надо было быть гением, чтобы понять, что кто-то из них, либо Кароль, либо Моргана, врал. Тогда она держала чек в руке, а он поблагодарил ее за пожертвование. Но он сказал, что порвал с ней. Возможно, она решила, что вернет его с помощью пожертвования.
— Спасибо за предупреждение, — сказала я.
— И что теперь? — спросила она.
— Мне нужно поразмыслить над этим. Вчера вечером я получила очень много информации, которую надо переварить, прежде чем принимать решения.
— Хорошо, — согласилась она. — Но помни, что я сказала тебе. Будь осторожна с Каролем Молнаром.
Что же делать? Одна часть меня хотела рассказать Каролю, что его бывшие однокашники были полны решимости уничтожить его репутацию, доказав, что его наиболее заметное достижение — подделка. Однако же другая часть не доверяла и им. То непродолжительное время, что я провела, заново знакомясь
Грэйс была довольно милой, но всегда держалась немного в стороне. И конечно же она не проявляла ко мне теплых чувств, когда я встречалась с Каролем по причинам, которые прояснились для меня только несколько дней назад. Разумней было бы просто объяснить мне все, чем дуться на меня целый год. Хотя, если быть честной, я была так ослеплена любовью к Чарльзу, что могла просто не заметить очевидного. Теперь же, как мне кажется, она была просто ужасно лицемерной, особенно если это касалось ее мнения по поводу того, как я пью. Моргана мне всегда нравилась, но после выпуска она уехала в Африку или еще куда-то, потом начала карьеру модели в Европе, и мы полностью потеряли связь. Что мне в ней всегда нравилось — ее живое воображение. Другими словами, до конца быть уверенным в том, что она говорит правду, или это правда с ее точки зрения, было нельзя.
Тогда я была безумно влюблена в Кароля, в этом сомневаться не приходилось. Он все еще очень мне нравился, но трудно было поверить, что он ни разу не солгал, а дивы занимались этим постоянно. Хоть я и сказала им, что ничего такого не услышала в его рассказе, дело было не в этом. Накануне вечером он был сама искренность, и не было сомнений в том, что он прекрасно помнил все то, что мы пережили в колледже, но, по-моему, это имело меньшее значение, если бы я отбросила свои эмоции, хоть это и сложно.
И снова встает вопрос: что же мне делать? Я бы просто отказалась от всего, если бы не тревожащие пробелы в моих воспоминаниях о том, что же произошло в тот вечер, когда я была в полубессознательном состоянии из-за выпитого. Мне не нужен был новый роман, не нужно было и восстановление прежних отношений. И я прекрасно обходилась без див все эти годы. Людей, которые были мне дороги, я встретила после окончания колледжа, когда нашла любимую работу. Мне нужно было узнать, что же случилось в тот вечер, когда венеру представили широкой публике. Я не могла спокойно жить, пока существовала хотя бы малейшая вероятность, что я была как-то причастна к взлому в Коттингеме или, что намного хуже, виновата в смерти Анны. Как бы ни хотелось, я просто не могла забыть об этом. Перед глазами так и стоит картина: лоскут синей ткани, застрявший между прутьями ограждения на мосту Глен роуд. Да и вмятина на собственной машине — воспоминание, которое ни в одной мастерской не смогут стереть, да и о полоске серебряной краски на камне около моста. А еще слова Альфреда Набба, которые эхом раздаются у меня в голове.
В отчаянии, чтобы хоть как-то отвлечься от всех этих волнений, реальных или надуманных, я взяла «Путешественника и пещеру», быстро пробежала глазами посвящение Лиллиан Ларрингтон, а затем принялась читать предисловие, написанное Каролем Молнаром.
«В 1995-м я работал в музее Брэмли в Лондоне, Англия, с документами, которые принадлежали человеку по имени С. Дж. Пайпер. Какое-то время он, как и я, занимал должность главного куратора музея. Одна из папок привлекла мое внимание, хотя какое-то время я и не мог понять почему. Это был протокол собрания группы ученых, включая нескольких сотрудников из музея Брэмли. На этом собрании был представлен доклад о некой находке в горах Бюкк на Севере Венгрии. Доклад этот также находился среди бумаг, хотя мне пришлось потратить несколько дней на его поиски. Документы датировались 15 февраля 1901 года. Доклад был представлен Пайпером, и, судя по довольно взволнованному тону записей протокола собрания, произвел огромное впечатление. В своем отчете Пайпер уверял, что обнаружил доказательства обитания доисторического человека в пещере в холмах Бюкк. На стоянке древнего человека, расположенной на глубине двух метров, были обнаружены следы использования огня и приготовления пищи. Там были найдены останки костей животных, череп пещерного медведя, как утверждал Пайпер, а также примитивная утварь. В другой части пещеры Пайпер обнаружил, как он полагал, священное место — могилу, в которой нашли скелет человека со следами красной охры. Также на скелете были ожерелья из ракушек и браслеты. Исходя из формы черепа, Пайпер определил, что это был не неандерталец, а живший гораздо ранее представитель гомо сапиенс. Ученый также обнаружил, по его предположению, жертвенные приношения.
Среди документов Пайпера было несколько зарисовок того места, очень убедительное описание реальных раскопок, а также эскизы предметов, найденных в могиле. Рисунок скелета на месте обнаружения, сделанный Пайпером, несомненно, талантливым художником, был очень важной частью доклада, и в протоколе собрания много о нем говорится.
Я — не антрополог, я — искусствовед и куратор музея, поэтому вряд ли я бы обратил внимание на эту папку, да и не вспомнил бы о ней позже, если бы не одна деталь эскиза находки Пайпера. Среди изобилия бус и примитивных инструментов, лежавших вместе со скелетом, покоилась маленькая фигурка, изображавшая женский торс и голову. Очевидно, ее нашли в могиле. Невозможно было определить материал, но в работе упоминались изделия из мамонтовой кости.
Я был просто зачарован. Меня мучили вопросы: что могло заставить древнего человека создать такую вещь и поместить ее в могилу? Был ли человек важной персоной или же сама статуэтка, по мнению жителей пещеры, обладала магическими свойствами? Не говорит ли фигурка нам о том, что люди того времени могли постичь идею жизни после смерти?
Однако был еще один вопрос, не дававший мне покоя многие месяцы: почему некоторые из эскизов выглядели такими знакомыми?
Несколькими месяцами позже я снова оказался в Будапеште по работе — совместная выставка музея Брэмли и Венгерского Национального музея. С ностальгическими воспоминаниями о двух счастливых годах, проведенных в Будапеште, когда я управлял антикварной лавкой на Фальк Микша, я посетил место раскопок».
Я бегло просмотрела следующие пару абзацев, повествующие о том, как однажды в его магазин зашла пожилая женщина и как он купил дневники. Все было в точности так, как Кароль рассказывал мне, за исключением окончания, которое показалось мне несколько меркантильным.
«Я купил бумаги, заплатив, как мне кажется, слишком много. Я не ожидал никакой награды за то, что сделал, но получил взамен гораздо больше, поскольку, стоя на Фальк Микша, я вспомнил, что видел нечто очень похожее на эскизы совсем недавно, а именно доклад, написанный и представленный С. Дж. Пайпером. Кое-как дождавшись возвращения в Англию, я достал коробку, приобретенную мной около трех лет тому назад. А сохранил я ее потому, что при моей профессии очень трудно, если вообще возможно, выкинуть что-либо. Я порылся в коробке и нашел некоторые записи из дневника, датированные примерно с марта 1900 года по зиму 1901. Среди записей были и грубоватые наброски, которые, по моему убеждению, соответствовали эскизам в докладе Пайпера.
Дневники я прочитал на одном дыхании, не тратя время ни на еду, ни на сон. Я был уверен, что каким-то чудом нашел дневники С. Дж. Пайпера, того самого человека, который представил свой доклад в Лондоне, хотя автор и не подписался. Представьте себе только моё состояние, когда я осознал, что эскизы — идентичны тем, что были
„Решение отправиться в путешествие принято окончательно, — так начинается повествование. — У меня даже голова кружится от предвкушения“. Вскоре мы узнаем, что автор, имя которого Пайпер, жил в Лондоне. Это был человек склонный к уединению, у которого не было желания жениться, хотя, могу сказать, что Пайпер все-таки нашел себе спутницу жизни спустя несколько лет после возвращения в Лондон, когда он с успехом представил свой доклад коллегам в 1901 году. Это был обаятельный мужчина, что подтверждает очерк с его интервью в местных газетах. Полагаю, он пользовался большой популярностью. Какими бы ни были причины, которые здесь лишь мельком упоминаются и на которые, несомненно, повлияла страсть викторианского джентльмена к путешествиям, автор отправился в плавание навстречу открытиям как для себя, так и для общества. Имея при себе всего две книги: „Искусство путешествия“ Фрэнсиса Гальтона и „Происхождение видов“ Чарлза Дарвина (Дарвин и Гальтон, кстати, приходились друг другу кузенами), Пайпер покинул Британию и отправился на континент.
Несмотря на стремление к приобретению нового опыта, первые несколько дней оказались не очень удачными. Пайпер сообщает нам, что страдал от морской болезни, когда корабль пересекал Ла-Манш. К тому же как раз перед тем, как подняться на борт, он неудачно отобедал. А самым неожиданным для него оказалось то, что он сильно скучал по дому. Но по мере развития событий ему все больше начинает нравиться то, что предстает его взору, особенно Будапешт, который для Пайпера оказался настоящим сюрпризом.
Но это не просто изложение событий. Хоть он и признался, что поначалу испытывал эйфорию от всего происходящего, это не какие-нибудь заметки, сделанные на скорую руку. Напротив, это детально описанная научная экспедиция. Пайпер покинул Британию, твердо решив найти доказательства существования древнего человека, или того, что в то время называли „недостающее звено“. Он рассуждал так: если Дарвин прав, то, возможно, существуют свидетельства существования более раннего человека, менее развитого.
Вот короткая историческая справка, касающаяся данного путешествия. Викторианская эпоха была эрой великих открытий, эрой новых земель, но также и эрой науки. Исследования и наука определяли практически все. К тому времени как Пайпер начал свою одиссею, Давид Ливингстон уже завершил свой исторический поход в Африку. Генрих Шлиманн заявил, что нашел Трою и откопал Микены. Также были открыты наскальные рисунки в Альтамире, хотя вопрос об их возрасте и подлинности был разрешен только в самом начале двадцатого столетия. В 1830 году были найдены примеры доисторического искусства в пещерах Франции, а в 1857-м, за два года до публикации „Происхождения видов“, в известняковой пещере в долине Неандера, или Неандертальской долине, был обнаружен древний череп. По имени долины было дано название. В 1864 году в пещере Нижняя Ложери во Франции была найдена фигурка венеры, ставшая первым подобным открытием в наше время. Так что Пайпер прекрасно знал, что ищет.
Наука была тоже очень популярна. Пайпер отправился в путешествие, со дня смерти Чарлза Дарвина прошло уже восемнадцать лет. Было признано, что принципы, выделенные Дарвином, следует отнести и к человеку, хотя очень многие отказывались принять его теорию эволюции.
Вот такое положение вещей существовало на тот момент в научном мире. Достигнув континента, Пайпер остановился на территории современной северной Венгрии после короткой остановки в Будапеште. Свои исследования он начал в известняковых пещерах в горах Бюкк. Какое-то время Пайпер работал в одиночку, но затем он подобрал команду рабочих. Благодаря детальному описанию работ мы знаем их имена. Кроме самого Пайпера в группу входили: британец, которого предположительно звали С.Б. Морисон, два брата венгра, Петер и Паал Фекете, и еще один венгр по имени Золтан Надашди.
Преодолев первые трудности и разочарование, в одной из пещер Пайпер нашел то, что искал — древнее захоронение. Мы до сих пор не знаем, в какой именно пещере, но рассказ о его усилиях, детальное описание раскопок, каждого дюйма, до сих пор поражает воображение читателя. Доктор Фредерик Мэдисон, выдающийся антрополог, великодушно оказавший мне помощь в оценивании дневников и самой венеры, заверил меня, что работы проводились тем способом, который практикуется и по сей день. Профессор Мэдисон также очень помог в организации исследования чернил и бумаги, на которой написаны оба документа, за что я ему чрезвычайно благодарен. Тесты показали, что и бумага и чернила датируются описываемым временным отрезком. Ни я, ни профессор нисколько не сомневаемся в подлинности обоих документов.
В Англии Пайпера ждало признание. Согласно протоколу исторического собрания его находки были признаны убедительными. О его достижениях стало широко известно и вне собрания. „Господин Пайпер предоставил нам превосходное описание своих научных изысканий по истории человека в отдаленных уголках Венгрии. Иллюстрации, которые он любезно продемонстрировал нам, великолепны. Его выводы безупречны“, — сообщала одна из газет того времени.
К сожалению, повествование обрывается: нет никаких указаний на то, что Пайпер вернулся в Англию. Возможно, более поздние записи просто утеряны. В самом начале своих дневников Пайпер признается, что надеется извлечь выгоду из этого путешествия, и, как оказалось, ему это удалось. Из других источников мы узнаем, что он снова обосновался в Лондоне, где стал желанным гостем на званых обедах благодаря своей репутации. Светские хроники того времени сообщают, что в течение нескольких лет его часто приглашали на обеды и он подолгу рассказывал о своем путешествии. Ему также удалось купить участок земли в придачу к дому в Лондоне. Он довольно удачно женился, что никак не могло помешать его успеху. Нет никаких намеков на то, что он когда-либо совершил еще одно путешествие, подобное первому. Он умер в своем сельском имении в Дэвоне 30 июля 1945 года, став свидетелем двух ужасных войн.
Читатели, возможно, еще не знают, а может, уже слышали, что эти дневники привели к одному из самых выдающихся открытий — фигурке венеры эпохи палеолита, известная теперь как Мадьярская венера. Я убежден, что именно благодаря этому Пайпера будут помнить.
А теперь я представляю вашему вниманию дневники выдающегося путешественника и пытливого ученого, Сирила Джеймса Пайпера».
Похоже, кое-что «шито белыми нитками». Хотя предисловие к книге и те объяснения, что Кароль дал мне во время обеда, полностью совпадали (ведь, в конце концов, это то, чем обычно занимается человек, когда пытается проследить историю объекта — ищет несоответствия), все-таки меня беспокоила одна небольшая странность и в предисловии, и в нашем разговоре за обедом. Почему дневники оказались в Будапеште, когда Пайпер, совершенно очевидно, вернулся в Англию, не только для того, чтобы представить свои находки, но, если Кароль прав, и остаться там? Неужели он вот так просто взял да и оставил свои дневники? Обычно так с дневниками не поступают. Если он все-таки взял их с собой, то каким образом они вернулись обратно, особенно учитывая те ужасные события, что захлестнули Венгрию в прошлом столетии?
И почему открытию венеры была посвящена лишь пара абзацев? Даже в предисловии об этом почти ничего не говорилось. Может, Кароль нашел ее уже после того, как книга была сдана в печать? Возможно. А может, он планировал написать еще одну книгу, теперь посвященную статуэтке? Тоже возможно. И все же, вопросы, вопросы…
И, в конце концов, не слишком ли много совпадений? Кароль случайно нашел доклад Пайпера, а потом так же случайно нашел дневники, а затем (Боже мой!) появляется венера. Как бы ужасно это ни звучало, вполне возможно, что все сложилось чересчур удачно, оба объяснения уж слишком совпадали. Было такое впечатление, что они были отрепетированы и не один раз. Возможно, Диана права. Что-то тут не так. Необходимо самой во всем покопаться. Я взяла телефон.