Маэстро, ваш выход!
Шрифт:
– Но табличка на углу дома осталась, – теряясь от волнения, произнес Ковальчук, не смея глаз поднять на разгневанного полковника.
– Осталась, потому что такой мудак как ты, забыл ее снять. Хорошо, что кто-то из жителей услышал стрельбу на улице и сразу сообщил в местный отдел милиции. Наш дежурный по рации услышал об этом и направил группу сюда. А то бы наши спецназовцы до утра катались по Москве из-за тебя.
Услышав про стрельбу, Федор призадумался. Вряд ли стрельба в доме могла быть услышана местными жителями. Все разъяснил подошедший Грек:
– Николаич,
– Ты? В кого ты стрелял? – спросил Васильков, сразу переключив свое внимание на Грека и тем самым, дав лейтенанту Ковальчку возможность хоть немного успокоиться.
– Майор Туманов оставил меня дежурить возле машины лейтенанта Ковальчука… – начал объяснять Грек. Но полковник ровным счетом ничего не понял, хмыкнул.
– Ну и что? Зачем же ты стрелял? И в кого?
– Я стоял… Услышал в кустах шорох. Думал, нападение на меня организовано, а я ведь не просто так стоял там. Я охранял причастного к двум убийствам прапорщика Глебова, – признался Грек.
Видно сказанное им заинтересовало полковника Василькова, и он спросил:
– И кто там был? В кустах?
Грек вздохнул.
– Собака, товарищ полковник, – вынужден был признаться капитан.
Васильков, как гора навис над Греком.
– Чего? Собака? Ну вы, мать вашу и даете. Вот подобрались ребята. Один другого стоит, – тут полковник вспомнил о молодом лейтенанте, уставился на Ковальчука, собираясь учинить ему разнос, – Один с названием улиц разобраться не может. Другой по собакам стреляет, – с недовольством произнес полковник, посмотрел на лежащих, на земле парней и стоящего рядом голого Гвоздя, спросил у Туманова: – Ты чего их в баню вести собрался? Чего они у тебя в таком виде? – уставился Васильков на Гвоздя. Тот стоял, скрестив руки на груди, и словно вообще не замечал полковника. Сейчас его больше интересовало, как спецназовцы выводили из дома полуголых парней, приобщая их к лежащей на земле пятерке. Девиц отводили в сторонку отдельно.
Гвоздь стоял и с сожалением смотрел, как рушилась его империя.
Лейтенант Ковальчук по просьбе майора Туманова принес Гвоздю рубашку и брюки. Но бывший вор даже не притронулся к ним.
– Я никогда не ношу чужую одежду, – сдерживая злость, проговорил он.
Полковник Васильков, наблюдавший за этим его капризом, заметил:
– Ну, что ж, ходи нагишом, если тебе удобней. Да и для ребят так даже будет сподручней, к которым ты в камеру попадешь. Не надо портки с тебя стаскивать. Твой объект вожделения сразу очутится у них перед глазами.
Не теряя достоинства, Гвоздь посмотрел на полковника, потом наклонился, поднял с земли шмотки.
– Если бы кто знал, как я вас ненавижу, – медленно произнося слова, сказал он. Наверное, хотел взвинтить полковнику нервы, но не получилось.
Васильков похлопал его по плечу.
– Ненавидеть, удел слабых людей. Плебеев, если хочешь. Достойных противников, надо уважать, – сказал Васильков, кивнув на майора Туманова. Потом подошел к майору и спросил: – Ну, что, майор, теперь-то можно
Федор отрицательно покачал головой.
– Нет, товарищ полковник, не пора. Есть еще два штриха, которые необходимо прояснить. А вот тогда уже…
Глава 26
Увлеченный чтением материала по делу об убийстве председателя совета директоров топливной корпорации Леонида Розовского, майор Туманов не сразу отреагировал на стук в двери. И только, когда он повторился еще и еще, Федор оторвался от бумаг и громко сказал:
– Входите. Кто там?
Дверь открылась, и в проеме показалось лицо человека, который повел себя довольно робко. Не смотря на приглашение майора войти, он еще раз переспросил:
– Можно, да?
Федор не раз убеждался, что излишняя скромность вредна. Всего должно быть в меру. В меру нахальства, в меру скромности. И всего остального тоже в меру. Так правильно формируется личность. А если чего-то не хватает, или избыток, то эта личность ущербная. Похоже, такая вот и предстала перед ним.
– Я же вам сказал, входите, – проговорил майор, разглядывая вошедшего.
Человек прошел к столу. Им оказался толстячок лет пятидесяти с небольшим. Причем, его красное, вспотевшее лицо показалось Федору знакомым.
– Садитесь, – майор любезно кивнул на стул.
Толстячок уселся на стул, который от его веса едва не заходил ходуном, особенно, когда он попытался поудобней разместить на нем свою пухлую задницу.
Федор с сожалением подумал о том, что вот пара, тройка, таких посетителей и им самим придется сидеть на полу. Новых стульев полковник им точно уж не выпишет. Но долг обязывает майора относится ко всем предельно вежливо, независимо от их комплекции, и потому Федор сделал вид, будто не заметил жалобного стона мебельного атрибута, спросил:
– Слушаю вас?…
– Моя фамилия, Глотов, – поспешил заявить о себе посетитель.
– Вот как, – сказал на это Туманов. Хотел добавить, что на ловца, как говорится и зверь бежит, но воздержался, зная, что господин из другого ранга и, возможно, к грубым метафорам оперов не приучен.
– Да, – произнес Глотов с небольшой заминкой. – Я только что разговаривал с вашим начальником…
– Полковником Васильковым? – решил уточнить Туманов.
Глотов сказал, кивнув:
– Он посоветовал обратиться лично к вам. Вот почему я, собственно, здесь.
Федор отложил толстую папку, набитую бумагами, в сторону, тем самым, давая понять, что готов выслушать Глотова.
– Понимаете, в чем дело… как бы это сказать, – произнес Глотов, несколько волнуясь. – Мы были с Леонидом Розовским компаньонами…
– Точнее бы назвать, вы были его так называемой «крышей»? Представитель закона. Человек с положением. Есть «крыша» криминальная. А вы – «крыша» от власть имущих. Верно? – спросил Туманов. На что Глотов не стал возражать, но и не стал опровергать сказанное майором. Сказал, улыбнувшись: