Маэстро Воробышек
Шрифт:
— Пойдем, Николай, — предложила Тангенс.
Она взяла его за руку, и он пошел вслед за ней между столиками. Потом положил руку на ее талию. Что-то надо было говорить, а он ничего не мог придумать.
— Счастье… — задумчиво сказала Тангенс, держа руку на его плече. — А ведь правда, Коля, надо добиваться своего счастья.
— Конечно, надо.
Девушка приблизила губы к его уху и едва слышно прошептала:
— Я хочу, чтобы ты поехал с нами. Слышишь?
Николай отстранился немного — ее глаза сейчас как-то по-особенному смотрели на него.
Музыка смолкла, и они вернулись к столику. Все уже
— Надо еще выпить, — сказал Терентий. — А то что-то ни то, ни се.
Николай, не садясь, выпил свою стопку. И громко расхохотался.
— Хорошо сказано, в ногах счастье. — Он чувствовал, что язык его начал заплетаться, но это почему-то только веселило его. — В ногах, Борис, а не в руках.
— Я не знал, что ты такой, — как бы извиняясь, проговорил Борис. — Мне Терентий рассказывал. Смотри, будешь нас узнавать, когда станешь знаменитым?
— Буду, буду, — беспричинно улыбаясь, пообещал Николай.
Терентий встал.
— Давай, Николай, пройдемся, подышим свежим воздухом.
Они вышли на мостик. По аллеям двигались толпы людей. Где-то рядом, в тире, стреляли.
— Больше не пей, — покровительственно сказал Терентий, и это сейчас уже не обидело Николая. — В общем, неплохая у нас компания.
— Хорошая, — согласился Николай.
— Ну, объясни, почему бы тебе не поехать с нами? Ты ведь не такой дурак, чтобы не видеть всей выгоды от этого.
— Товарищей бросать… Нельзя это…
— Ну, что такое лагерь против лагеря? Фу… — Терентий брезгливо сморщился. — Кто выиграет, в конце концов не важно. А я тебя зову на серьезные соревнования. Ты и обществу нашему принесешь пользу, и себе… Там мастера будут, настоящие тренеры. Тебя заметят, знакомство. Без знакомств нельзя. А в спорте, как и всюду. А потом, знаешь… — Он перегнулся через перила и сплюнул сквозь зубы. — Мы с тобой будем говорить, как взрослые. Я вижу, тебе нравится Тангенс. И она к тебе тоже не холодна. Но что это за девушка? С ней нельзя просто. Перед ней надо всегда быть в блеске. Серости она не любит. И вот, представь себе. Она ведь будет на соревновании, обязательно будет. И ты проявишь себя… — Он улыбнулся. — А если не поедешь, там Боб будет. Нарисует ее портрет и завоюет ее сердце. А ты останешься здесь со своими друзьями-приятелями, но без нее…
— Так чего же вы, наконец, хотите? — вдруг протрезвев, воскликнул Николай.
— Хочу, чтобы ты ехал с нами, вот чего.
— Ну и поеду! Что же с того. Поеду, и все тут.
— Поедешь? Решил, да? Давай руку.
— Решил, — угрюмо сказал Николай. — Пошли.
Оркестр играл вальс. Николай пробирался к столику. Здесь сидели одни только девушки. Николай протянул руку Тангенс.
— Пойдем?
Тангенс поднялась.
Они прошли несколько кругов молча. Потом Николай сказал:
— Мы только что хорошо поговорили с Терентием.
— Да? — живо спросила девушка.
— Я ему сказал, что согласен. Поеду на соревнования. С тобой поеду…
— Очень хорошо, — проговорила Тангенс.
Если бы Николай не выпил перед этим столько, он почувствовал бы, что в тоне, каким Тангенс произнесла эти слова, уже не было прежней заинтересованности.
ПЕЧАЛЬНАЯ
Резкая, взбалмошная… С такими или примерно с такими эпитетами связывалось всегда имя Лены. Нет, конечно, все знали, что она хороший, отзывчивый товарищ, любое комсомольское поручение она выполняла не просто, а со всем жаром своего сердца. Но никому из ее школьных друзей даже в голову не могло прийти, что эту крикунью Ленку так скоро посетит такое нежное и вдохновенное чувство, каким считается любовь.
Да, Ленка влюбилась. А сейчас, когда с любимым стряслась такая большая неприятность, к любви прибавилась еще материнская нежность, которая удесятерила это, пусть и неразделенное чувство.
Весь вечер, что бы она ни делала, ее преследовала мысль о несчастной участи, которая ждет доктора. Она повторяла его стихи: «Что сказать про эти щи? Вкуса в них ты не ищи!», «Никуда не годятся биточки! Нельзя подавать их, и точка!»… И точка… Ну, что из того, что в журнале, в котором всегда такие сухие, бездушные, ничего не говорящие ни уму ни сердцу записи, появилось несколько поэтических строчек?! И вот за это на него теперь может обрушиться какая-то комиссия…
Легла спать она взбудораженная. Конечно, ей предстояла тревожная бессонная ночь. Об, этом она знала из художественной литературы, у того же Пушкина, например, бедная Татьяна не спала всю ночь, писала письмо Онегину. Вначале Лену мучили обрывки стихов о котлетах и компотах, но уже через пятнадцать минут она провалилась куда-то в бездну, в небытие. И только среди ночи почувствовала, что кто-то толкает ее в бок и услыхала чей-то сердитый голос: «Ленка, не сопи ты, черт!» Но потом снова все заволокло туманом.
Утром она не могла никак понять, как это случилось, что проспала всю ночь и даже во сне не видела доктора, стреляющегося на дуэли поочередно со всеми членами комиссии. «Значит, любовь моя еще не так сильна, — решила она самокритично. — Любовь и сон несовместимы». — Она осмотрела подушку — нет ли на ней следов пролитых слез. Слез не было.
Это расстроило Лену, но ненадолго. Начинался день, начинались заботы и волнения, которые сразу же отодвинули на задний план все ее переживания. Ведь трудно быть членом совета лагеря и одновременно — влюбленной!
Еще до зарядки, из сводки погоды, которая передавалась по радио, Лена узнала, что предполагается дождь с грозой и ветром. Значит, отменят тренировки, значит, придется отсиживаться по палаткам, значит, надо продумать и подготовить мероприятия, чтобы ребята не скучали.
Делая подскоки и приседания, Лена намечала план действий: Нонне она поручит организовать громкое чтение, сама проведет беседу о дисциплине — это никогда не помешает, а Виктора попросит собрать ребят и потолковать с ними о музыке… Одна девочка, тренируясь на воде, сломала весло. Надо выяснить причину, определить стоимость ущерба, составить акт. А самое главное, надо было срочно подобрать новое весло, ведь соревнования были на носу, а хорошее весло, как известно, не последнее условие для завоевания победы.