Маэстро

Венгерова Наталья

«Маэстро, не ругайте ноты. Они Вам неподвластны. Ведь это вы принадлежите им. У всего в жизни свой срок. Триумф, признание и восхищение публики… Ваши играют увертюру, мои заканчивают финальный акт.

Мой светлый гений, последние лучи моего голоса отданы тебе. Но жертвы в этом усматривать не стоит. То был бескорыстный подарок моей души».

Сердце Джузеппе бешено колотилось. Он прочитал строки несколько раз, прижал записку к губам, жадно вдохнул ее аромат, издал победный клич, схватил чистый лист бумаги

и на одном дыхании написал:

«Я должен увидеть тебя. Довольно забавно, как много людей теперь жаждут разговора со мной. Слова, слова, слова. Их так много, что мне становится тесно. Чем больше вокруг меня слов, тем больше я жажду тишины рядом с тобой. Ты – моя самая амбициозная и смелая мечта».

Через пару дней на дворе стоял теплый майский пятничный вечер. Бартоломео Мерелли развлекал себя бокалом игристого и партией в шахматы с Джузеппиной.

– Доктор Поллини находит твою идею провести пару дней за городом перед финальным выступлением весьма полезной – заметил Мерелли, передвигая ладью, – Ты хочешь навестить мать?

Джузеппина кивнула, изучая положение фигур на доске в размышлениях над следующим ходом.

– Только, пожалуйста, будь добра, помни, что тебе нельзя разговаривать, – согласился он.

– С моей мамой это будет не сложно, – прошептала, усмехнувшись, она и сделала свой ход.

Мерелли бросил на нее взгляд полный отцовского осуждения, поставил мат конем и улыбнулся. Он всегда выигрывал у своей подруги, но она играла достаточно сносно, чтобы партия была ему интересна. Джузеппина пожала плечами и одарила победителя очаровательнейшей улыбкой.

***

В кафе Cova, что на виа Монтенаполеоне, 8, было, как и всегда субботним утром, тихо и немноголюдно. Ставшая пристанищем музыкальной элиты кондитерская в эти часы могла порадовать вкусным завтраком и отсутствием лишнего внимания. Джузеппе Верди и Темистокле Солера коротали время за омлетом, булочками, кофе и беседами ни о чем.

Джузеппе нервничал. До заключительного спектакля сезона оставались всего четыре дня, а ответа от Джузеппины на его последнее письмо так и не было. Ему казалось, что если ничего не предпринять, то с последим поклоном публике, она просто раствориться в темноте закулисья, и он больше никогда ее не найдет. Но что предпринять? Никакие путные идеи его не посещали, и раздражало это невероятно.

Уныло пожевывая фирменный омлет от шефа, Джузеппе вполуха слушал какие-то россказни Солеры об очередных любовных похождениях, ободряюще кивая и поддакивая в нужных местах.

В один из тех моментов, когда следовало по-дружески засмеяться, в просторный зал кафе зашел посыльный и передал Верди записку. Джузеппе пробежал глазами по строчкам, и его лицо наполнилось той радостью романтического предвкушения, которую сложно с чем-то перепутать. Солера саркастически усмехнулся, покачал головой, но воздержался от каких бы то ни было комментариев.

На следующее утро Джузеппина Стреппони отправилась за город отдохнуть перед последним выступлением и повидать родных. Джузеппе Верди, чуть рассвело, тоже сел в карету, которая унесла его за пределы Милана, но куда направился маэстро известно не было никому.

Глава 6

В

маленьком, затерянном в лесах домике только вступала в свои права ночь. Тени от пламени в очаге загадочно играли на каменных стенах уютной гостиной. Резная деревянная лестница вела на второй этаж, где открытая дверь в спальню рисовала мерцающий отблесками свечей вытянутый прямоугольник на стене коридора. Джузеппе смотрел на стоявшую перед камином Джузеппину. Волнение и возбуждение были натянуты между ними тугой тетивой.

– Какая сладкая пытка между первым шагом в желанное мгновение, и необъяснимым стремлением продлить этот момент вечно, – тихо проговорил он, любуясь бликами, танцующими на ее щеках.

Легкая улыбка тронула лицо Джузеппины вместо ответа. Медленно она развернулась и пошла вверх по лестнице. Маэстро направился за ней. Они скрылись в комнате второго этажа, и их тени в трепещущем пламенем прямоугольнике на стене сплелись в одну.

Утро после бессонной ночи даровало обоим силу и жажду жить, а не усталость.

– Что это за место? – спросил Джузеппе, засматриваясь на солнечные лучи в разбросанных по подушке локонах Джузеппины.

– Мое тайное убежище, – с кокетливой загадочностью ответила она, – Охотничий домик моего отца. Пара слуг, что живут здесь, – единственные, кто знает, что мне удалось сохранить его, когда папа умер.

– Неужели даже наш могучий импресарио не в курсе? – вопрос явно вылетел быстрее, чем Джузеппе успел себя остановить.

Она молча посмотрела на него, умоляя взглядом оставить тему. Он улыбнулся и кивнул. Ему тоже хотелось сейчас притвориться, что мира за стенами затерянного в полях домика не существует. И все же, отчасти в надежде получить совет, он не удержался чтобы не похвастаться.

– Театр Ла Скала предоставил контракт на новую оперу. Гонорар я могу назначить сам! – повернул он разговор в другую сторону.

– Насколько я помню, гонорар Беллини за «Норму» составлял восемь тысяч лир, – нисколько не удивившись, лукаво промолвила она.

Лицо маэстро наполнилось по-детски искренним изумлением. На такую сумму он и не думал решиться. Да и на одну ступень с великим Беллини, он пока вставать был не готов.

– Почему бы и нет, Джузеппе? – засмеялась Джузеппина.

Она впервые назвала его по имени, и волнение нежным теплом пробежало вниз по его позвоночнику.

– Произнеси мое имя еще раз.

Она придвинулась к нему ближе и прошептала, почти касаясь его губ:

– Джузеппе.

– Джузеппина, – промолвил он и прижал ее к себе.

День прошел в беззаботном смехе, ласках, и разговорах обо всем на свете. Обо всем, кроме того, что ждало их по возвращении в Милан. Мысль, что он нарушает мужской кодекс, предавая доверие человека, которому обязан и началом, и возрождением своей оперной карьеры, Джузеппе не посещала вовсе. Он не понимал, что может предложить прекрасной возлюбленной, и это выводило его из себя. В том, что он любил Джузеппину, маэстро уже не сомневался, но каким образом, учитывая обстоятельства, можно было дать шанс их отношениям? Сколько он ни ломал голову, придумать не получалось.