Маг 11
Шрифт:
Только купол держит все, не напрягая меня совсем, без силы Палантира пришлось бы торопиться разделаться с противником, только теперь это не так необходимо для меня.
Очень уж спешить – такой необходимости нет.
Я сокращаю расстояние одним шагом, а строй Рыжих кидается ко мне, одним прыжком преодолевая метры между нами и с огромным замахом со страшной силой они хотят рубить мою защиту топорами. Инстинктивно я защищаюсь и еще пара Рыжих с истошными криками улетает вниз, теперь передо мной остались только Старший с оставшимся
Я помню, что связка ключей на поясе Старшего очень поможет мне в доме и прицелившись бью ему ниже пояса маной так, что его подбрасывает и он улетает ногами в костер, ударившись еще сильно головой о каменную поверхность и застывает на секунду.
Оставшихся Рыжих, ошеломленных падением символа силы своего клана, я ударами маны как кием, забиваю тоже в костер, радостно ревущий в предвкушении новых жертв. Один Рыжий и пара женщин успевают вырваться из огня почти двухметровой высоты и прыгнуть вниз навстречу быстрой смерти, еще двое женщин остаются в костре и прощаются с жизнью страшными криками.
Остаемся на каменном языке только мы со Старшим, который все же нашел силы, чтобы выбраться из пламени, обгорелый наполовину и страшно стонет, лежа на животе и никак не теряя сознание от чудовищной боли.
Я уверен, что и сейчас он мечтает только о мести, наверняка попробует схватиться за меня и увлечь за собой в пропасть, поэтому прижимаю его копьем в затылок, подхватываю один из ножей, валяющихся под ногами, после чего срезаю с него пояс одним взмахом острейшего лезвия. Потом выдергиваю его из-под тела и отбрасываю подальше, замечая при этом связку ключей на длинном кожаном шнурке.
Все, дело сделано, осталось только покончить со Старшим. Я убираю копье и бросаю его в костер, пусть сгорит приметное древко, наконечник у него стандартный, как у всех военных в городе, ни к чему он не приведет поиски, даже если его раскопают среди углей и костей.
Что – маловероятно, вряд ли кому-то понадобится этим заниматься так дотошно.
Я не хочу приближаться к сильным рукам Старшего, обхожу его тело на выступе, нагибаюсь и хватаю его за обгорелые ноги, за сплавившуюся корку из кожи, мяса и одежды. Она хрустит под моими пальцами в кольчужных перчатках, с хрустом ломается, Старший страшно кричит и похоже теряет сознание к моему большому сожалению.
Поднатужившись, я рывком закидываю с размаха тяжелое тело в середину костра и Старший исчезает в пламени, чтобы больше не подняться.
Какое-то время я смотрю на огонь, потом поднимаю валяющееся оружие и забрасываю его в костер. Когда в руки попадает один из арбалетов, я некоторое время с жалостью смотрю на него, оценивая хищную красоту, но все же кидаю вслед за остальными.
Никакие вещи от Рыжих, по которым меня могут связать с их смертью, мне не требуются, даже такие красивые.
Костер дает жар, как от мартеновской печи, оружия и следов от части клана Разноцветных
Теперь пришло самое время заглянуть вниз и я наблюдаю в течении долгого времени, как волны колышут тела на мелководье под самой скалой и на небольшом расстоянии от берега. Все семь тел я могу видеть отчетливо, высота отсюда до поверхности воды метров под восемьдесят и выжить ни у кого из них нет ни одного шанса.
На всякий случай я внимательно изучаю тела, смотрю в бинокль, нет ли у кого признаков жизни, не вздымается ли грудь у троих, которые лежат на мелководье лицом вверх и укоризненно глядят на меня застывшими глазами.
Потом поднимаю пояс, осматриваю его.
Не расстегнулся ли или не порвался один из многочисленных кошелей на нем?
Нет, вещь – очень качественная из дорогой кожи, надежно прошитая крепкими провощенными нитками, и я забрасываю его на подводу, будет чем заняться на обратном пути.
Обыскиваю подводу, собираю все барахло, оставшееся от Рыжих, все, что связано с погребальными обрядами, всю еду в мешках и немного оружия, спрятанного в соломе, наваленной сверху.
После обыска подводы, я отношу за пару ходок все добро в погребальный костер, бросаю в его ненасытною пасть ревущего огня.
Тела внизу так же качаются волнами и так же неподвижны.
– Что же, я сделал свое дело. Помог хорошим людям. Наказал плохих нелюдей, – так я успокаиваю себя и обращаюсь к лошади, снимая торбу с ее морды. – Тебя, лошадка, я здесь не оставлю, доедем с тобой почти до города, там и расстанемся добрыми друзьями.
Глава 3
Сам сажусь на облучок, смотрю последний раз на полыхающий костер и разворачиваю подводу. Отдохнувшая лошадь бодро везет меня и подводу, тем более, что мы спускаемся вниз.
Когда приходит время поворачивать с тропинки на более оживленную дорогу, я сгибаюсь, как будто сплю, натягиваю местную шляпу от солнца на самые уши. Теперь встречным трудно будет оценить мою внешность и фигуру, да и местные, мимо домов которых я буду проезжать, не смогут вспомнить ничего про возчика обычной такой подводы.
Проселочная, как говорят у нас, не очень обжитая дорожка – не то место, где на тебя не обратят внимание. Но идя своими ногами ты так не спрячешься, как можно устроиться, просто сидя на облучке.
Я могу, конечно, бросить подводу сразу же, как только выеду и пробиваться к дороге, ведущей к городу от моста через лес, только это достаточно большой крюк выходит. До темноты точно не успею в город. Везде я буду бросаться в глаза не меньше, чем катясь на подводе. Все жители и путники с удовольствием рассмотрят нового в этих местах человека и не забудут про него, когда спросят даже через неделю или две.
Что ходил тут такой во время, когда погибшие Рыжие жгли свой погребальный костер.