Маг дороги (сборник)
Шрифт:
Он посмотрел мне в глаза:
— Если меня убьют, я хотел сказать. У нас впереди опасная дорога. Очень опасная.
Я смотрела на него, не находя слов. То, что он говорил, было невозможно. Как это — его убьют?!
— Итак. Ты мысленно рисуешь черту… посохом. Сосредотачиваешься на чем-то, ради чего тебе следует вернуться. Это может быть человек. Или абстрактное понятие, не важно. Уходить в свой мир легко, гораздо труднее пробираться в чужой… Вот. Делаешь шаг за черту — и ты дома. Сидишь себе на лавочке, падает снег.
— Ваше
Он улыбнулся. Положил мне руку на плечо:
— Я еще жив, как видишь, и умирать не собираюсь. Но если не предусмотрю такую возможность — буду дурак или преступник. Ты все запомнила?
Я вернулась к месту своего ночлега — шатру-палатке на берегу ледяной речки — как пьяная, не видя, куда иду. Наступила в темноте Гарольду на ногу.
— Ты чего?!
— Извини.
— Ты чего? — спросил он уже другим тоном. Понял, что со мной неладно.
— Гарольд…
Я запнулась. Мне надо было с кем-то поговорить. Вот как просто на разведке или в боевом строю — только поглядывай по сторонам, только успевай сшибать чудовищ… И как тяжело, когда надо поговорить, а не знаешь, с чего начать.
— Гарольд… А ты своего отца помнишь?
Он не ожидал такого вопроса:
— Помню, конечно… А что?
— Он… погиб?
— Ну да, — к счастью, Гарольд говорил спокойно, — они, моряки, всегда прощаются навечно, когда уходят. Мне было десять лет.
— А от меня ушел отец, — сказала я с обидой.
— Как ушел?
— Очень просто. Собрал свои вещи и ушел. Я была еще маленькая. Но все равно помню. Я думала, он хотя бы позвонит потом. Но он ни разу не позвонил! Даже не спросил, как там я! Лучше бы…
Я закрыла себе рот ладонью.
— Лучше бы он умер? — закончил за меня Гарольд.
— Так нельзя говорить.
— Я знаю, что нельзя… А зачем ты об этом начала?
Мы сидели рядышком на свернутом в рулон тюфяке. Засыпал лагерь. Темное небо мерцало, как легкая блестящая ткань, которую раздувает ветер. Шелестела ледяная река.
— Принц ненормальный, — сказала я грустно. — У него такой отец… А ему все не нравится.
— Что не нравится?
Я спохватилась: не сболтнуть бы лишнего.
— Ну, все ходит недовольный какой-то… Еще принцессы эти… Гарольд, а я бы хотела, чтобы Оберон был моим отцом.
Я боялась, что Гарольд засмеется. Или фыркнет. Или еще как-нибудь меня оскорбит. Но он молчал, и я была ему благодарна.
На реке треснул лед. Плюхнулась в воду грузная сосулька. И снова тишина, шелест воды. Запах тумана.
— Знаешь, — сказал Гарольд, — это моя вина, что мы вдвоем одного сосуна подбили. Он был твой. Просто они в последний момент поменялись местами.
— Да брось. Все ведь хорошо кончилось.
— Хорошо… А могло не кончиться. У нас впереди еще столько страшилищ… И самый первый раз я промахнулся.
— Ну, мы же друг друга страхуем!
— Ленка, —
И мы замолчали.
Глава 15
ПЕРЕДЫШКА
За те несколько дней, которые прошли после сражения у черного леса, я заново осознала слова Оберона: в этих краях без мага никому не выжить.
От стражников, конечно, тоже был толк: они оказались годны не только для парадов. Их мечи и пики очень удачно сослужили службу, когда из неприметной пещеры (которую, впрочем, Оберон нам заранее указал) толпой полезли, давя друг друга и толкаясь, существа, похожие на огромные отрубленные пальцы с короткими ножками у основания. Я при виде такого зрелища на секунду потеряла самообладание, а начальник стражи — ничуть не бывало: он ломанулся в самую гущу крошить и рубить, и «пальцы» скоро убрались, оставляя на поле боя трупы товарищей и орошая камни темно-коричневой кровью.
Но что могли сделать стражники, когда из расщелины перед караваном вдруг выплыла гигантская одутловатая фигура, с виду похожая на ожившую смертельную болезнь?
Оберон опомнился первым: его посох выстрелил белой мерцающей сетью. Сеть окутала чудовище. Подоспел Ланс, посохом поймал свисающую нить, натянул; Гарольд поспешил на помощь старшим. Я подскакала к Лансу — тот перехватил мой посох, зацепил им край сетки, снова сунул мне в руки и ускакал. Я осталась удерживать тоненькую нитку, на конце которой ворочалось в коконе существо-опухоль, чудовище-нарыв; от него веяло жутью и тоской всех больниц и кладбищ на свете. Я тянула и думала: что будет, если нить порвется?!
Мы с Лансом и Гарольдом с трех сторон тянули сеть к земле. Оберон на Фиалке носился кругами, заключая чудовище в горящую белую спираль. Страшная тварь съежилась, смялась, как кусок газеты, скрутилась в жгут — и пропала, только туман растаял на том месте да опали на землю обрывки сети.
И что могли бы тут поделать стражники?
Дни проходили за днями. Я устала и измоталась. Дневала и ночевала с посохом в руках, ежесекундно ждала нападения — с неба, со спины, из-под земли. Нервное напряжение давало себя знать: однажды я чуть не убила Гарольда, который внезапно вышел в сумерках из-за камня.
— Ты чего?!
— Ничего. — Я опустила посох. — Извини…
Казалось, конца-края не будет этим гадким чудесам и подлым опасностям, — когда однажды в полдень мы вышли на зеленую лужайку возле самого обыкновенного зеленого леса. Пели самые обыкновенные птицы, паслись белые козы, и самый обыкновенный мальчишка (ну, может, не совсем обыкновенный — у него были перепонки между пальцами) вытаращился на нас с изумлением и ужасом.
— Ну вот, — с облегчением сказал Гарольд.
В караване за нашими спинами заговорили громче, засмеялись, кто-то запел. Я подумала: может, это и есть та новая земля, которую искал Оберон? Может, тут и остановимся?