Маг моего сердца
Шрифт:
Бесшумно толкнув дверь, Ральф остановился на пороге.
Бренна спала. Он слышал отсюда ее сонные мысли.
Войдя в комнату, Ральф плотно прикрыл дверь и приблизился к кровати. Встал слева, глядя на спокойное лицо Неумолимой.
Никто, ни один креадор — и даже контролер — не умеет ставить заслон во сне. И во сне можно беспрепятственно заглянуть человеку в память — неглубоко, дня на два-три, не больше. Вот только делать это строго запрещено — нарушение личной неприкосновенности. Но сейчас Верховному просто необходимо было это сделать! Он не может ее потерять.
Он нашел ее сам, убедив Лигу, что
Он сдерживался три месяца, сгорая от ревности, но соблюдая кураторскую этику. Потом избавился от мальчишки и ждал долгий год, не имея даже возможности видеть ее, пока она проходила курсконтроль. Он почти два года добивался ее в Лиге. Так долго — потому что все это время, он был готов поклясться, Бренна не то ждала кого-то, не то искала. Если бы он не видел собственными
глазами, как она прошла между рядами костров — то решил бы, пожалуй, что она все помнит. Но помнить она не могла! На всякий случай фамилию Баум Ральф убрал отовсюду. К данным о том самом мире Бренну не подпускал даже близко, для плановой проверки посылая других контролеров. Наконец, Неумолимая успокоилась или смирилась — и уступила. Три года длились их отношения, прерываемые только ее поездками в другие миры. Ральф старался чаще отправлять других — а ее держал при себе. И на последнюю миссию что-то отговаривало его послать именно
Бренну — но другие были заняты. Все. Поэтому он, мучаясь нехорошим предчувствием, отпустил. И
предчувствия, как всегда, не обманули.
Что же теперь? Кто? Кто он?!
Ральф простер ладони над головой Бренны и прикрыл глаза.
Через минуту он резко распахнул их и отдернул руки, едва не зашипев от злости и досады.
Бренна продолжала спать, ничего не подозревая, а Ральф, еще какое-то время смотрев на нее, направился к выходу, шепча: «Стерва».
Он назвал бы ее и как-нибудь похуже, но сейчас просто не мог ни о чем думать.
Вернувшись в кабинет, Ральф машинально опустился на стул и сидел довольно долго, пытаясь понять: как же так?! Откуда взялся этот…? Случайность? Хороша случайность! А если нет — как это понимать? Но каков наглец: ведь хозяину мира строго запрещено покидать пределы творения!
Ральф теперь имел право наложить на креадора такой штраф, что тот бы расплачивался до конца своих дней.
Но он не будет этого делать. Он поступит иначе.
В любом случае, этому надо положить конец.
В кабинете Верховного стояло почти такое же бюро, как в комнате Бренны. Ральф заказал для нее в свое время вариант поменьше, поскольку Неумолимая сочла такую мебель крайне удобной.
Отперев последний ящик снизу, Ральф достал лежащий там перстень темного металла с крупным фиолетовым камнем. Внимательно осмотрел его, а затем переложил в верхний маленький ящичек, который не закрывался — чтоб был поблизости. Взглянул на часы: время двадцать два десять. Еще никто не спит.
И позвонил в колокольчик.
Линда вошла в кабинет.
Ральф, задумчиво теребя подбородок, осмотрел секретаршу с ног до головы, прикидывая: какой минимальный объем усилий нужно приложить, чтобы подвигнуть эту дурнушку сделать то, что ему нужно.
Толстенькая Линда, формально не отступая от офисного стиля, сегодня облачилась в костюм цвета кофе с
Но лицо ее неизменно было все обсыпано конопушками.
Линда смотрела на шефа, словно смирная овечка на пастуха. Или на волка? Впрочем, волком Ральф становиться не собирался.
— Линда, мне нравится, как вы работаете, — начал он.
Она тут же покраснела — и это разозлило Ральфа, потому что напомнило ему юную Бренну. Она так
же краснела по каждому поводу. Зато теперь — о, теперь ее не так просто смутить!
— … Я думаю, вы заслужили отпуск. Хочу посоветовать вам чудесное место в горах… — пряча злость, проговорил он.
Но что такое? Он думал — секретарша обрадуется. Вместо этого ее подбородок внезапно задрожал, а ресницы быстро-быстро захлопали: не иначе, Линда собралась зарыдать.
— Что происходит? — нахмурился Ральф, сбитый с толку.
— Я… не хочу уезжать, — пролепетала девушка, смахивая тут же сбежавшую слезу.
Поморщившись, Ральф вынул из кармана носовой платок и протянул ей.
— Почему? — холодно спросил он.
Вот не было печали! «Уезжать не хочу!» Да ему-то как раз и надо, чтобы она уехала — и не просто уехала!
Линда с благодарностью взяла платок и промокнула лицо.
— Я не хочу уезжать от вас, — прошептала она.
Морщины на лице Ральфа слегка разгладились. Ах, вот оно что! Девчонка просто-напросто влюбилась. Он пару раз замечал, что она слишком уж рьяно для обычной секретарши рвется на работу, стараясь больше времени проводить рядом с ним. И ведь можно было легко прочитать ее нехитрые мысли — они лежали на поверхности. Но Ральф ловил себя на том, что в последнее время стал слишком ленив, чтобы копаться в чужих головах. Старость, наверное. А еще — он всегда слишком много думал о Бренне. Может — зря? Первые дни, когда Бренна уехала, Линда была необычайно весела и порхала по кабинету, словно яркая бабочка. Правда, потом ее энтузиазм несколько утих. Хотя и не пропал полностью — ведь Бренны-то рядом не было. Но она ждала от него внимания — теперь понятно.
Ральф взглянул на секретаршу внимательнее.
Ох, нет. Пончик. К тому же — слишком рыжая. А улыбается — все десны видны. Ну совершенно не в его вкусе девушка: ни шарма ни грации. К тому же — Ральф скривился про себя — наверняка девственница. Потом не оберешься стенаний по поводу ее разбитого сердца.
Он на секунду прикрыл глаза — а потом снова бросил взгляд на рыженькую Линду. Она уже успокоилась — быстро взяла себя в руки, однако, молодец, — и изо всех сил улыбалась.
Но ведь если для дела…
Он отодвинулся от стола и встал. Потом приобнял девушку за плечи. Она с удивлением и радостью подняла к нему лицо.
— Линда, — мягко начал Ральф. — Я не сказал вам всей правды. Мне самому не хочется отпускать надолго такого преданного человека, как вы. Но дело в том, что я намерен отправить вас не просто в отпуск: это не развлечение. Я собирался поручить вам важное дело, которое не могу доверить никому другому.
Рука Ральфа переместилась Линде на спину. Про себя чертыхаясь, Верховный наблюдал, как от этого, почти невинного, прикосновения затрепетало все ее тело.