Маг с привидениями
Шрифт:
— Славно придумано, — похвалил Мэта Гагерис. — Ну и как же ты намерен его сбросить?
— Вернув Бриона, — коротко и ясно ответил Мэт. Последовала новая ошеломленная пауза. Прервал ее снова Гагерис:
— Чтобы этот выскочка и святоша воссел на моем престоле? Этот напыщенный самовлюбленный чистюля?
— Он ведь мертв, — заметил Драстэн.
Мэт был не на шутку удивлен тем, что в голосе призрака короля прозвучало нечто, напоминающее искреннюю печаль.
— Быть может, нет, ваше величество. Разве его душа там же, где ваша?
Снова наступила
— Нет...
— Я его не видел, не слышал...
— А если он мертв, то...
— Ну все, хватит рассуждать, — оборвал их Мэт. — Быть может, он мог попасть сразу в рай?
— Этот молокосос? Этот козел? — завозмущался Гагерис. — Да он обрюхатил не одну посудомойку, а потом каждый месяц платил им золотом за то, что они растили его отродья!
— Брион был помешан на своем рыцарстве, он лез в драку, когда надо и не надо, — проворчал Драстэн. — Он убил не одного врага на поле боя. Кроме того, я видел, как часто он ходил исповедоваться — слишком часто для молодого воина. О нет, для того чтобы попасть в рай, он совершил слишком много грехов, но слишком мало для того, чтобы попасть в ад.
— А как насчет Чистилища?
— Чистилище! — воскликнул Гагерис. — Я частенько слышу голоса оттуда, и многие из них мне знакомы! Будь он там, я бы непременно узнал его голос! — Чуть растерянно он проговорил:
— То есть я надеюсь, что эти голоса доносятся из Чистилища.
— Но ведь там так много народа, — не особо задумываясь, заметил Мэт. Он гадал, как же это все могло быть — Гагерис и Драстэн ему снились, и при этом их призывали в Чистилище Но тут он вспомнил о том, что загробная жизнь — это скорее разновидность существования, нежели место обитания. — Не самое ли неудачное место вы избрали для отмщения?
— Я ищу только справедливости, — сказал Гагерис не вполне уверенно.
— И я тоже, — проворчал Драстэн. — Но еще меня тревожит судьба моей страны. Я желаю избавить мой народ от Джона.
— И убедиться в том, что он ничего не будет иметь в прибыли от вашей смерти, само собой.
— Да, разумеется, — не без удивления подтвердил Драстэн.
— Ведь это ваш долг, — не без ехидства заметил Мэт. — Кстати, ваше величество, если вы так жаждете, чтобы кто-то от вашего имени свершил справедливое возмездие, почему бы вам не явиться во сне лорду маршалу, лорду канцлеру или еще кому-нибудь из ваших бывших соратников? На что вам сдался я?
— Я знал, что вы станете меня слушать, — проворчал Драстэн. — А никто бы другой не стал — ни Петронилла, ни один из сыновей.
Мэт с трудом подавил порыв сочувствия.
— Я думал, хотя бы Джон прислушивается к моим словам, — с горькой иронией проговорил призрак короля. — Но он слушал меня так, как способен слушать враг — он все время выискивал мои слабые места, высматривал, как можно меня побольнее ранить.
— Подумать только, а казался законченным идиотом! — вырвалось у Гагериса.
— Помолчи, мальчишка, — буркнул король. — Молчи и радуйся тому, что ты познал его истинную суть только
Проснулись на рассвете, на скорую руку позавтракали и уже укладывали в мешки дорожные пожитки, когда из кустов вышла пука, но на сей раз в обличье лошади. Она позволила Розамунде сесть на нее верхом, но и близко не подпустила никого из мужчин. Сэр Оризан поблагодарил пуку за то, что она согласилась везти принцессу, а сержант Брок на всякий случай перебросил через плечо болу. Мэт зашагал рядом с пукой, гадая, как такое возможно — в обличье женщины пука была просто неотразима, а в виде лошади в лучшем случае — симпатична. Наверное, какой-нибудь жеребец возымел бы на этот счет иное мнение, но Мэт решил поинтересоваться кое-чем:
— Скажи, пожалуйста, если ты, конечно, не имеешь ничего против такого... личного вопроса... Но... каково твое истинное обличье?
Рыжая кобыла повернула к Мэту голову и озадаченно вопросила:
— А что такое «истинное обличье»?
Одно то, что лошадь заговорила человеческим голосом, вызывало озноб.
Розамунда, восседавшая верхом на кобыле, пояснила:
— Это тот вид, который имеем при появлении на свет и который смертным изменять на дано. Смертные лишь растут, взрослеют.
— А-а-а, — понимающе кивнула лошадь. — Но если бы вам это было по силам, вы бы меняли обличье, и поэтому такого понятия, как «истинное обличье», не существует.
— Платон бы с тобой не согласился, — вздохнул Мэт. — Но не сказал бы, что мне не терпится сразиться в философском диспуте с оборотнем.
Извилистый путь уводил отряд в глубь страны посреди прекрасных изумрудных холмов. Дорога все время шла на подъем и чем дальше, тем вернее уводила путников на северо-запад. Наконец, после трех дней пути они зашли в ложбину между двумя холмами. Ложбина была усеяна невысокими скалами, позолоченными лучами заходящего солнца Пука остановилась. Остановились и все остальные.
— Насколько я понимаю, заночуем здесь? — решил внести ясность Мэт.
— Если доживете до ночи, — отвечала пука. Мэт сразу встревожился:
— Если доживем? А что нам может помешать, скажи на милость?
В это мгновение из леса вышли люди в куртках, коротких штанах и подвязанных кожаными ремешками сандалиях. Вид у всех них был суровый и решительный, как, собственно, и у копий, которыми они незамедлительно нацелились в странников.
— И сзади тоже, — процедил сквозь зубы сержант Брок.
Мэт решился бросить быстрый взгляд через плечо. Ирландцы, казалось, появляются со всех сторон. Еще немного — и они окружили Мэта и его товарищей.
Один из вооруженных людей оказался старше остальных — в его бороде сверкала седина. Он задал какой-то вопрос по-гэльски.
Мэт обреченно развел руками:
— Как же я могу ответить на его вопрос.
— Честно, — посоветовала пука. — Слезай-ка с моей спины, девица.
Розамунда проворно спрыгнула на землю.
Предводитель ирландцев повторил свой вопрос, но на сей раз он задал его более сурово.