Маг в законе. Том 2
Шрифт:
– Ты б мне раньше это сказал, – Федор чувствовал, что обижает рома, но говорилось само, не остановить. – После драки мы все умные. Легко тебе…
Все время хотелось оглянуться. Позади, за спиной, чего-то недоставало. Будто крылья были, да сплыли. Или хвост ящеричий оторвался. Но оборачиваться не получалось: стыдно.
Дурак ты, Федор.
И Друца зря обидел.
– Мне легко, – согласился ром. – Мне легко, Федька. Меня крестный за месяц предупредил. Как почуял, что выход близок, так и предупредил. И что там будет, и что тут станет. Ты прости меня, Федька, и Княгиню прости, если сможешь… Нюх у нас отбило. Думали: вам еще с полгода в крестниках кантоваться. А если бы раньше положенного начать объяснять… Сорвать это
– Жжет! – шепотом вскрикнула княжна, порываясь сесть с закрытыми глазами. – Жжет!.. больно… я согласна, согласна, пусть горит, пусть!..
Федор прижал к себе хрупкое тело. Видела б жена: простила.
– Ну тихо, тихо… все хорошо, Томочка…
И вдруг – запоздало, невпопад – сообразил:
– Друц! она!.. она не заикается!
Спина Друца была несчастной и виноватой.
На даче их поджидала изрядная выволочка. За позднюю прогулку, за долгое отсутствие, за неумение думать головой; за все про все досталось. "Вай, мзетунахави! – причитала тетушка Хорешан, пока Федор нес на руках в спальню так и не проснувшуюся княжну. – Вай, шени чириме!" [17]
17
Ой, раскрасавица! Ой, мне бы твои болезни! (груз.)
И грозным шепотом, Федьке:
– Эриха! Бедшави, бедукугмарти!.. [18]
Молчал Федор. Низко опускал повинную голову. Тяжко было сознавать: да, без вины виноватый. Но стократ тяжелее было слушать чужую речь, впервые за последние годы не разбирая смысла. Кивал невпопад, со всем соглашался, а про себя понимал: прав Друц.
Это, значит, до первого крестника так оно и будет. Неделю, две, а дальше поторапливаться придется, если жизнь дорога.
"Как там жена? ей-то каково?!" – неотвязно сверлила мысль.
18
"Эриха!" – возглас досады. Дальше: "Невезучий (с черной судьбой), неудачник (с кривой судьбой)! (груз.)
Вспоминать о проклятии Духа Закона не хотелось.
Хотелось другого: всласть посидеть с Друцем на темной веранде, под одну-единственную свечу, и еще под запотевший на леднике графинчик; расспросить доподлинно обо всем, о чем ему, отныне магу в Законе, знать было положено заранее, да не сложилось. Только едва выбрел Федор на веранду, едва глянул на рома, битым псом скорчившегося в углу…
Нет, Федька.
Завтра.
Ведь правильно? – завтра время для разговоров будет, а сегодня тебя в сон клонит. Неровен час, здесь же и свалишься… пошли в спальню?
А как упал на кровать – в чем был, в одежде, в сапогах – так и провалился, откуда явился.
В Закон.
…стоит Федор Сохач в сторонке. Не его нынче черед; а вроде бы как и его тоже. Поясницу у Федора к дождю ломит, зубов у Федора недостает, в кудрях седые нити заплелись змейками; руки морщинами побило. Это, значит, годы, которых не обманешь. Рядом жена любимая: прежняя, знакомая, но выцветшая с возрастом. Это, значит, тоже годы… сколько ж их меж явью и сном прошло-пролетело?.. ну да ладно.
Не о том речь.
…а впереди двое сквозь препоны к Духу Закона идут. Бок-о-бок; плечом к плечу. Обнажается морское дно, встают на пути горы, валятся с гор лавины-камнепады, мертвяки целыми погостами из могил лезут, загораживают путь – а они идут себе и идут. Миражи воюют с миражами, рушится с неба ливень, исходит паром и стоном земля – и вот: тишина, быстро рассеиваются последние клочья дыма, и двое
Перед Духом Закона.
"…А мы лучше шли," – тихо, беззвучно, одним трепетным выдохом шепнула Акулина. Бередя память, словно плохо зажившую, покрытую тонкой корочкой рану.
Кивнул старый Федор.
"Ну ведь правда, Феденька?"
"Ну ведь правда…" – кивнул старый Федор.
"Да и они ничего… дошли же?! маленькие наши… родненькие!.."
"Дошли, – кивнул старый Федор. – Ничего они… ничего…"
"Нет, ну что ты все киваешь?! кивает он! Смотри: почти как мы с тобой… молодые!.. почти…"
…двое стояли перед Духом Закона.
Две девочки; девушки.
Ваши дочери.
Ваши крестницы.
Почти как вы; почти как родители; лучше многих; лишь чуть-чуть… самую малость… жалкую, ничтожную капельку…
…замолчи!!!
…и только мягкая капель в темноте: бьются звуки мухами о ткань гардины, сами себя в паутину заплетают – мухами, нитями, пауками, магами, прошлым без будущего! – складываются в слова:
– Мы – не соль земли.Мы – соль на раны.Плач вдали и старый плащ в пыли.Мы уходим.Мы почти ушли.«Это странно, – скажете вы, – странно…»Мы смолчим.Валеты, Короли,Дамы и Тузы – увы, пора нам!И исход, как жизнь, неумолим.Мы – не соль земли.Мы – соль на раны.Дворники проспекты подмели,Грезят шашлыками стать бараны,Учат Торы, Библии, Кораны,Как копейкам вырасти в рубли,А рублям – в червонцы.Нежно, пряноПод окном тюльпаны расцвели.Басом распеваются шмели,Будды собираются в нирваны,Богословы рвутся в Иоанны,КораблиСкучают на мели.Мы уходим,Мы почти ушли.Мы – не соль земли.Мы – соль на раны.…это – мое?! чужое?! краденое?! дареное?!
…ответьте!..
– Что? кто?!
– Тихо, Федька… не шуми, старуху подымешь. Я это, Друц…
Сел на постели.
Откашлялся.
В окно заглядывал больной, щербатый месяц. Чахоточный румянец бродил по его серпику, от рога к рогу; месяц хотел в Крым, есть целебный виноград и лечиться на водах. Россыпь звезд вокруг беззвучно поддакивала: да, на водах!.. да, лечиться… много есть, много спать и видеть сны, быть может…
Сон.
Слава Богу, это был всего лишь сон.
Скоро часы станут бить полночь. Они любят полночь, эти настенные часы с маятником, похожим на медное яблоко Грехопадения, зажатое в пасти змия; для них это едва ли не лучшее время – о, полночь, это ведь прекрасно, но часы на службе! и поэтому они станут ее бить.
Смертным боем.
Что за глупости порой лезут в голову?
– Я тут, Федька, водки калиновой принес… холодной… Хочешь водки?
– Хочу.
– Ну вот, морэ, совсем хороший стал!.. водки хочешь… Хаса, пьяса, екх екхэскэ плэскираса! [19] .. Свечу зажечь?
19
Едим, пьем, друг другу платим (ром.).