Маг. Биография Пауло Коэльо
Шрифт:
Пришло время зализывать раны. Его выкинули на обочину мира шоу-бизнеса (имя Пауло Коэльо появилось в прессе лишь к концу года, когда журнал «Фатос & Фотос» поместил репортаж, озаглавленный: «Вампирология: Корифей этой науки есть ныне и в Бразилии»). Корифеем был он, ныне представлявшийся высоким специалистом в этой области и во всеуслышание объявлявший, что пишет сценарий для полнометражного блокбастера, который, впрочем, так никогда и не был снят. Неожиданное увольнение из «Си-би-эс» едва не добило его, еще не оправившегося от драматического разрыва с женой: свежая рана кровоточила, и исцелять ее в одиночку было ему не под силу. Погруженный в одиночество, казавшееся безысходным, он метался между полубредовыми помыслами о своем величии и тягостным ощущением затравленности. Порой то и другое укладывалось в его дневнике в рамки одной фразы:
Мне с каждым днем все труднее осуществлять мой великий идеал — стать знаменитым и почитаемым, стать тем человеком, который создаст Книгу Века, Мысль Тысячелетия, Историю Тысячелетия.
Это могло показаться всего лишь обострением давней параноидальной шизофрении или маниакально-депрессивного
Вынашиваю прежние планы — они все еще не умерли во мне. Я могу в любую минуту воскресить их, надо только найти женщину — женщину моей жизни. Как я хочу, чтобы она поскорее отыскалась…
<…> Я очень, очень одинок. Я не могу быть счастлив, если рядом со мной нет женщины.
<…> Я устал искать. Мне нужен кто-то… Если бы рядом была та, кого я люблю, все можно было бы снести.
Казалось, что всеми этими жалобами Пауло лишний раз подтверждает правоту старинной пословицы: «Хуже слепца тот, кто не хочет видеть». Ибо та, кого он так ждал и искал, уже больше десяти лет была у него на глазах и за все это время не удостоилась даже такой малости, как приветливая улыбка или хотя бы рукопожатие. Удивительно, впрочем, и то, что этот опытный женолюб не разглядел, как хороша эта миниатюрно-изящная брюнетка с фарфоровой кожей и мягким взглядом. Кристина Ойтисика и Пауло Коэльо познакомились еще в 1968 году при следующих обстоятельствах: ее дядюшка Маркос посватался к Соне, сестре Пауло.
По требованию доны Лижии на ужине, устроенном в честь обручения, все женщины должны были быть в вечерних платьях, мужчины — в черных костюмах. Исключения не сделали и для Пауло, который в ту пору носил черные патлы до плеч, а на празднестве производил впечатление не то нанюхавшегося, не то обкуренного, но в любом случае — крепко подсевшего на наркотики. В последующие годы они несколько раз пересекались на семейных торжествах и обедах, однако интереса друг к другу не проявляли. Отчасти, быть может, потому, что в числе этих торжеств была свадьба Пауло и Сиссы, где присутствовала и Кристина, породнившаяся с ними через своего дядюшку. Когда же в 1979 году Соня повела брата на рождественский ужин в дом родителей Кристины, та была обручена с Висенте, молодым миллионером, владевшим, помимо прочего, еще и огромной яхтой. И все же судьба распорядилась так, что именно ей, Кристине Ойтисика, выпал жребий стать той женщиной, которую так ждал Пауло. Через неделю после сочельника двое соединились — вероятно, уже навсегда.
В январе 1980-го года происходит новая встреча Пауло с Кристиной Ойтисика: начинается «история любви», преодолевшая грань веков
20
Пауло теряет интерес к сексу, деньгам, кинематографу и даже к творчеству
Кристина, по окончании начальной школы учившаяся в Колежио Беннетта, где воспитание давали в духе традиционных протестантских ценностей, интересовалась только библейскими историями на уроках закона Божьего: все прочие предметы не давались ей категорически — никогда, ни за что, ни в какую — так что колледж пришлось оставить и кочевать из школы в школу, а потом, подобно Пауло, и вовсе махнуть на это рукой. В шестнадцать лет родители формально освободили ее от своей опеки, согласившись на некую юридическую процедуру, предусмотренную для тех несовершеннолетних, которые желали стать «правоспособными» и сдать экзамены на аттестат зрелости, пройдя менее чем за год курс и гимназии, и колледжа. После этого она вернулась в Беннетт, где появились специальные классы, дающие высшее образование, и стала заниматься там изобразительным искусством и архитектурой. В конце 1979 года, когда в рождественский сочельник Пауло появился в ее доме, Кристина как раз работала в архитектурной компании.
Крис
Ее родители, Кристиано и Паула, оставаясь искренне верующими католиками, придерживались самых либеральных воззрений, в том числе и на воспитание дочери. Хочешь ходить в школу — ходи. Не хочешь — не ходи. Желаешь вместо уроков в кино — на здоровье. С какого-то момента она стала приводить в дом своих возлюбленных и оставлять их до утра, что не встречало со стороны родителей ни возражений, ни нареканий. Впрочем, справедливости ради следует оговориться, что число счастливцев, удостоенных ее благосклонности, было невелико: красавица Кристина
…Когда на рождественском ужине в доме Ойтисика допивали последний кофе, за окнами было уже темно. Пауло, весь вечер не сводивший глаз с Кристины, сумел с помощью двоюродного брата Сержио Вегелина вызнать, что на вечер у нее не назначено никаких встреч. И когда расходились, закинул удочку — но не впрямую, а опять же с помощью кузена: попросил, чтобы тот пригласил их обоих в «Пайсанду»: там с огромным успехом шел тогда «Манхэттен» — новый фильм Вуди Аллена. Кристина, растерявшись, не знала, что ответить, а когда пришла в себя, уже сидела в кинотеатре — и не в «Пайсанду», где все билеты оказались распроданы, а в «Кондоре» — и смотрела «Аэропорт», старый фильм, выпущенный больше десяти лет назад. Пауло в течение тех двух с лишним часов, что длился сеанс, вел себя как истинный джентльмен, не сделав даже попытки хотя бы взять Кристину за руку. Когда они вышли из темного кинозала на улицу, их ослепила и оглушила феерическая вечерняя Машадо, больше напоминавшая улицу где-нибудь в Бомбее: жонглеры, акробаты, хироманты, гадальщики по картам Таро, предсказатели судьбы, глотатели огня и, разумеется, сразу несколько религиозных хоров, которые стоя под деревьями, одновременно пели псалмы. Пауло и Кристина остановились перед лже-факиром, чье туловище — явно выкрашенное анилином — было несколько раз обвито жуткого вида отвратительной рептилией метров шести в длину. Это была исполинская сукури — разновидность удава, неядовитая змея, способная, однако, задушить теленка или человека, целиком, не жуя, заглотнуть добычу и несколько недель переваривать ее. Преодолевая страх и омерзение, они приблизились, и Пауло так непринужденно, словно справлялся, который час, спросил Кристину:
— Я сейчас поцелую эту гадину, а ты за это поцелуешь меня. В губы.
— Собираешься целовать такое чудище?! Ты с ума сошел! — не поверила своим ушам Кристина, но, поняв, что он не шутит, приняла вызов, — Ладно. Если так сделаешь, я тоже тебя поцелую.
И к ужасу не только своей спутницы, но и всех окружающих, и самого факира-заклинателя, он сделал два шага вперед, обеими руками обхватил голову змеи и поцеловал. Потом на глазах — вытаращенных от изумления — десятков зевак повернулся, обнял Кристину и прильнул к ее губам затяжным голливудским поцелуем, который был встречен настоящей овацией присутствующих. Пауло сорвал не только поцелуй. Эту ночь они с Кристиной провели вместе — в его квартире на улице Сенадор-Эузебио.
В последний день года он (предварительно заглянув в «Книгу перемен») предпринял еще одну атаку, предложив Кристине встретить Новый год в своем маленьком и очень симпатичном загородном доме (шестом в списке объектов его недвижимости), который недавно приобрел в курортном городке Кабо-Фрио, находившемся в получасе езды от Араруамы, где так часто бывал в детстве. Пятидесятиметровое белое шале с красными окнами и черепичной крышей было точь-в-точь таким, как остальные 74 дома, которые входили в закрытый кондоминиум «Кабана-Клуб», выстроенный архитектором Ренато Менескалом, братом Роберто. Перед отъездом Пауло рассказал Кристине, что прошлой ночью ему приснилось, будто кто-то несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Не проводи новогоднюю ночь на кладбище». Поскольку тайный смысл предупреждения никто из них разгадать не смог, а ночевать среди надгробий местного кладбища они не собирались, сон был предан забвению. Но едва Пауло и Кристина появились в Кабо-Фрио, оба почувствовали нечто странное, разлитое, казалось, в воздухе, но что именно это было, определить не смогли. Это был не дурной запах и не что-то вещественное, скорее то, что Пауло называл «отрицательной энергией». К ночи послышались неясные шорохи — тоже непонятного происхождения: создавалось впечатление, будто какое-то существо — человек или животное — ходит по комнатам, хотя, кроме них, в доме никого не было. Сбитые с толку и слегка напуганные, они отправились ужинать. А когда в ресторане рассказали об этом феномене мэтру, услышали объяснение, от которого у обоих волосы стали дыбом:
— Вы из «Кабана-клуб»? Ничего удивительного, ведь ваш кондоминиум стоит на месте индейского кладбища! Когда рыли котлованы под фундамент, обнаружили скелеты сотен индейцев, но работ не прекратили и построили дома буквально на костях. У нас в Кабо-Фрио все знают: место нехорошее.
Вот это да! Теперь понятно, о чем так настойчиво предупреждал его во сне неведомый голос, твердя, чтоб не оставался в новогоднюю ночь на кладбище! Пауло и Кристина переночевали в отеле, а в дом зашли лишь белым днем, да и то на минутку — забрать вещи. Уже через несколько недель шале было продано за те же 4 тысячи долларов. Время показало, что призраки не смогли омрачить отношения Пауло и Кристины. Порвав с прежним возлюбленным, она перевезла из родительского дома в квартиру на Сенадор-Эузебио свои наряды, кое-что из мебели и личных вещей, и среди прочего — орудие производства, чертежную доску, с помощью которой зарабатывала на жизнь. Так начался их супружеский союз: он хоть и не был освящен церковью и зарегистрирован в префектуре, оказался на диво прочен и, перевалив за грань веков, продолжает оставаться незыблемым и в третьем тысячелетии.