Магадан — с купюрами и без
Шрифт:
— Да нет, я не поэтому. Самому, небось, нужно, — поддавшись уговорам, Володя спрятал в рюкзак мои дары, а затем с просветленным лицом залег на раскладушку и через минуту уснул, как младенец, насосавшийся материнского молока. А я все ворочался, перекатывался по постели, боксировал подушку, стремясь сделать ее мягкой, обволакивающей мысли. Но сон не шел, рад бы в рай, да грехи не пускают.
Я встал, зажег ночник, поглядел на безмятежное лицо друга, и гнев захлестнул меня. Вот нельзя так, на намеках, в лоб не говоря. Люди не понимают, на голову садятся. Разбужу, грубо
Володя безмятежно улыбается во сне, веки его подрагивают, как крылья бабочки. Наверное, снится бедолаге, как плавает в море водки. И это море ему по колено, а шампанское льется рекой. Раки насвистывают в горах, в пивном озере, совсем как соловьи.
Нахожу сигареты и шлепаю на кухню. Перегоревшая лампочка, оказывается, преспокойно лежит в пепельнице вместе с окурками. Распахиваю форточку и вышвыриваю. Она медленно летит, кувыркаясь, спустя секунду слышится тонкий удар. Нежная тонкая сеть обволакивает меня и влечет вернуться в нагретую постель. Я прилипаю к взбитой подушке, как усталый Гулливер.
Лампочка разбилась, и из нее что-то вылетело, полупрозрачное облачко, и тут же включилось радио, прокартавив голосом В. И. Ленина: «…плюс электрификация всей страны». Пеликен развернул свою патологическую улыбку на 270 градусов и шепнул не без злорадства, сквозь кривые зубы: «Посадят тебя. А ты меня с собой возьми. Для компании». И вдруг я улавливаю слабое сходство его с Ильичем.
Проснулся я от звонка. Это сосед. Принес томик Ленина.
— Что у тебя за мода? Вроде не буйный, а как выпьешь, что ни по-падя с пятого этажа кидаешь. Хорошо еще, что я в каске.
А он и правда в каске, пожарный. Но тоже пьет как сапожник. Который без сапог.
Взял я книгу, а оттуда что-то выпало. Партбилет Володи. Как током пронзило. От шеи как рубанет в крестец. Думал, крандец.
Разогнуться не могу, а тут как раз междугородный звонок. Жена с юга звонит. Мол, не случилось ли чего. А то ей сердце, видите ли, кололо. И что-то лопнуло, будто сосудик. Нет, родная, все спокойно, отдыхай, набирайся сил.
Милая моя Евлампия Ильинична! И почему я тебя прозвал Лампочка-почка?
Зажмурился я, в предвкушении грядущей встречи, и тут такой яркий свет вспыхнул. Что бы это могло быть? А это лампочка, которую выкинул, вовсе не разбилась, а вернулась наполненная ослепительной плазмой. Она влетела в форточку, медленно, как шаровая молния, по комнате кружит. Грешно одному таким зрелищем наслаждаться. Стал я Володю кликать, а язык отнялся. Стал его руками будить, и сам проснулся. А вообще-то, по большому счету мне все до лампочки. До фонаря.
А он стал извергом, любил позвонить редактору и сказать, что в его газете вместо рублей написано рулей.
…Прошло тридцать пять лет, и под мои окна пришел бронзовый Ленин, вместе с построенным на месте автостоянки сквериком и магазином «Владимир». А Володя уехал в Тулу — с коллекцией самоваров. Там досрочно вышел на пенсию, да и умер.
Собрались на девять дней две вдовы, да я. Поминали.
Однако память с пищевыми центрами прочно связана. Образ друга в запотевшем сознании твердеет, даже костенеет. И становится нестерпимо жаль его, неудержимого странника, умницу и забулдыжного собеседника на вольные темы.
Как хороши, как свежи были розги!
По веточке тысячелистника ползет тысяченожка.
Назовите пароль, и вас выпорют бесплатно.
Самая лучшая идея — та, что витает в воздухе и потом материализуется где-нибудь на просторах страны, выпадает в твердый осадок. Вот, к примеру, в городе моей юности Новосибирске найден эффективный способ лечения от наркозависимости. Это обычная порка розгами. Как водится, все гениальное просто и даже дебильно. Это же, как на скрипке смычком играть — легкие удары моченой лозой по филейной части человека — для разогрева кожи и мышц, затем удары посильнее и совсем жесткие, пробирающие до самых костей, почище русской бани с дубовым веником.
Весь секрет в том, что согреваешь душу теплом собственного тела. В конце концов, боль перестает ощущаться, процедура умиротворяет, уводит от дурных намерений и некачественных мыслей, организм возвращает способность вырабатывать эндорфины, то есть гормоны счастья, и надобность в наркотиках отпадает. Вместо дозы лоза. Быть высеченным виноградной лозой — все равно что выпить натурального виноградного вина.
После процедуры сбрасываешь лет 15 возраста, будто отсидел их и вышел на свободу. И никакой ломки: достаточно того, что об тебя самого прутья ломают.
Любую тоску и боль можно заглушить другой, более сильной болью: вот оно, прозрение человечества! Уже на другой день после публикации в популярной передаче креативного рецепта на вагончике шиномонтажки с негодованием сорвано объявление об услугах паразитопсихолога и присобачено другое — шустрого выпускника педвуза с медицинским уклоном: «Секу по методу академика Сеченова. Ветеранам скидки».
Век живи, век лечись и умрешь горбатым калекой. Держава наша, на взгляд недоброжелателей, временами кажется просто дикой, но в данном вопросе, порка мадонна, мы с экономически развитыми странами шагаем в ногу, не исключая места, откуда они растут. В Англии, вон, до сих пор телесные наказания в некоторых школах не отменены. В Нидерландах с наркоманией борются посредством продажи дешевых наркотиков. Так и мы у себя в России ударяли по пьянству дешевой водкой. Но лоза дешевле любого наркотика, и, не говоря о терапевтическом, экономический эффект лозолечения обещает превзойти все ожидания.