Магазинчик бесценных вещей
Шрифт:
Не понимаю, как такая добрая и чуткая женщина могла выйти замуж за такого сварливого и надменного мужчину, как Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Но что совать нос в чужие дела – у меня и своих навалом.
Заново взвешиваю, стоит ли ронять им что-нибудь на балкон, надеясь, что соседа не окажется дома. Но сегодня суббота, он точно там будет, с сигарой и в тапочках. Лучше бросить вызов судьбе и нарушить свои субботние привычки – взять и пойти в этот магазин самой.
Привычка для меня как канат для канатоходца: иду по нему и не думаю о пропасти под ногами. На рутине держится вся жизнь, и не только моя, а почти всего
Пройдусь, как обычно, а потом схожу посмотреть. «Кто не рискует, тот не свистит», – говорил мой отец. Он всегда свистел, когда был доволен или преуспевал в делах. Каждый раз, когда он дважды громко свистел, меня переполнял адреналин, потому что в этот момент я точно знала, что он счастлив.
Наконец-то.
4
– Розовый Маунтбэттена.
Анджелина кладет крепкие руки на барную стойку и делает серьезное лицо – как всегда, когда рассказывает мне об очередном новом цвете.
– Его изобрел в тысяча девятьсот сороковом году лорд Маунтбэттен, командующий британским Королевским военно-морским флотом, для камуфляжа военных кораблей.
Я киваю, чтобы выразить интерес. Она проводит рукой по коротким волосам, вид у нее усталый. Рано утром она готовит завтрак, и в семь часов, когда она только открывает бар, у нее за плечами уже два часа работы.
Она достает из кармана телефон и кладет его на металлическую столешницу – при первом же касании экран окрашивается в розовый Маунтбэттена. Я не признаюсь ей, что уже знаю этот цвет. Мой отец учил нас цветам военного камуфляжа, и розовый Маунтбэттена входил в эту палитру. Эти знания нам бы пригодились, если бы пришлось скрываться в лесу, в котором стоял наш дом.
– Что думаешь? – спрашивает меня Анджелина.
– Какой-то блеклый, честно говоря, – отвечаю я с полуулыбкой.
Она снова смотрит на экран.
– Да, действительно. Немного блеклый. Но его же придумал лорд! – На ее лице мелькает улыбка. – Лорд Маунтбэттен был дядей герцога Эдинбургского по материнской линии.
– Вот это да!
– Очень привлекательный мужчина…
Быстрое движение указательного пальца – и на экране появляется фотография господина в форме британского флота, мрачно смотрящего вдаль.
– Признай, что он ничего.
– Прямо как из «Аббатства Даунтон», – замечаю я, зная, что ей понравится.
– Каждый день новый цвет – звучит как прекрасная жизненная стратегия. Спасибо, что посоветовала.
На самом деле я просто рассказала ей, что в детстве мы с мамой каждое утро открывали ее словарь цветов и выбирали для запоминания и любования новый оттенок. «Самого по себе, – учила она меня, – розового не существует». Какой розовый? Амарантовый, азалиевый или малиновый? А зеленый? Оттенка спаржи, античной бронзы или светло-оливковый? У каждого цвета есть свое достоинство, особая гармония света и тени, собственная история. Выбрав цвет, мы выходили на улицу и искали его в природе. Умение различать оттенки делает мир более живым, более настоящим.
Анджелина – одна из немногих, с кем я могу делиться такими
– Сегодня ты сорвала джекпот: нашла действительно благородный цвет, – говорю я.
Анджелине нравится все благородное: хорошие манеры, опрятные вещи – прямо как мне гороховое пюре, отвертки «Стэнли» и вешать таблички.
Я осматриваюсь: два завсегдатая пьют «Бьянкино» за игрой в карты; еще один, помоложе, читает газету.
– Так, и что же случилось?
– Микроволновка полетела, – фыркнула она, поднимая откидную дверцу барной стойки, чтобы я прошла. – Тарелка крутится, лампочка светит, таймер работает… а еда не греется.
– Ах ты мелкая бандитка, – обращаюсь я к микроволновке, ласково над ней склоняясь. – Задержи дыхание, больно не будет, ты сейчас просто сладко заснешь.
И я вынимаю вилку из розетки. С помощью своей отвертки 4 x 100 мм снимаю крышку. Достаю предохранитель высокого напряжения. Сгорел, сразу видно, но на всякий случай проверяю тестером – напряжения нет.
– Надо поменять ей протез, – сообщаю я Анджелине, подмигивая. – Но не волнуйся, стоить будет две копейки, сейчас сбегаю тебе за новым предохранителем.
– Ты просто сокровище. Творишь чудеса.
Заплатив мне, Анджелина достает с витрины булочку.
– Держи, солнышко. С малиной, как ты любишь.
Я без возражений принимаю. Она кладет мне в бумажный пакет еще две: одну с кремом и одну с шоколадом, потому что сегодня суббота.
– Послушай, солнышко, – говорит она мне, складывая руки на груди. – Выручишь меня, возьмешь вам с Эудженио вот эту лазанью? Пусть он завтра вечером у тебя посидит.
– Конечно, составим друг другу компанию.
Она каждый раз просит у меня разрешения, и этот ритуал придает просьбе какую-то магию, снимает с нее заклинание обыденности и привычности. Анджелина боится обременять других, хотя сама всегда стремится облегчить чужое бремя.
Я люблю Эудженио, пусть он и говорит почти об одних автобусах. Каждый вечер воскресенья, без пары минут девять, я становлюсь перед окном и жду, пока в их квартире на третьем этаже напротив моей погаснет свет и Эудженио пройдет через двор ко мне.
Анджелина несмело мне улыбается, открывает пакетик и опускает в него два алюминиевых контейнера.
– Я просто задерживаюсь допоздна по воскресеньям, – добавляет она, как будто мне нужно объяснение.
Я знаю, что она работает до самой ночи: убирает тут все, пока муж сидит за столом и играет в покер, как посетитель.
– Ты видела, «Новый мир» снова открылся? – бросаю я перед уходом, собравшись с духом.
За все эти годы я ни словом не обмолвилась об этом магазине ни при ней, ни при синьоре Далии, ни тем более при Трофео. По сути, я не говорила о нем вообще никому. Если бы они спросили, почему этот магазин меня так волнует, я бы не хотела им этого объяснять. Обещание, мечта, вина, разочарование – пусть лучше все, что заставило меня почувствовать связь с этим местом, останется секретом. Но если в нашем районе что-то происходит, можно быть уверенной, что Анджелина об этом уже знает.