Маги и мошенники
Шрифт:
Хронист еще сильнее побледнел в желтоватых отблесках свечи, он сплюнул под ноги и попытался унять струйку крови из разбитого носа.
– С этим пора кончать. Я не на шутку зол. У вас есть пергамент, Ренгер?
– Ни клочка.
– Значит, придется снова поранить руку. Я скорее соглашусь на это, чем…
– Не торопитесь. Вам не кажется, что это крайне опасно?
– Пустяки. Лезвие почти стерильно, я не собираюсь резать глубоко…
– Я не вполне вас понял, и, к тому же, имел в виду не опасность раны, а кое-что иное. Вы знаете что-нибудь
– Практически ничего.
– Меня беспокоит ваша кровь. Человек с такими способностями может слишком серьезно изменить события, направо-налево проливая эту жидкость. Один раз вмешательство сошло вам с рук, но не надейтесь на будущее – удача переменчива.
– Но…
– Никаких «но», я знаю, о чем говорю, друг Россенхель.
– То, что я делаю, не имеет ничего общего с традиционным колдовством.
– Это вам так кажется. Некоторые философы утверждают, что кровь – обиталище души. Не знаю, так ли это, их трактаты слишком уж часто жжет инквизиция. Но я не дам вам рисковать – не хотелось бы, выбравшись из этого подземелья, нечаянно обнаружить Толоссу в развалинах, а то и того лучше – на дне морском.
Хронист выругался сквозь зубы, добавив несколько слов на непонятном фон Фирхофу языке.
– Бездна ада! Что же мне делать?
– Прятаться и ждать.
– Поймите, Людвиг, я не могу – мне надо выбраться отсюда как можно скорее.
– Из Толоссы?
– Из Церена.
– Одно равно другому. Выберетесь из мятежного города, найдете лошадей, граница далеко, но рано или поздно вы до нее доберетесь. Или столкуетесь с каким-нибудь сговорчивым кормчим, купите место на корабле…
– Нет!
– Почему?
– Вы не понимаете… У меня другие пути. Мне нужно попасть в форт, друг мой Ренгер. Там есть нечто… Во всяком случае, оно должно там быть… Это…
– Портал? – поинтересовался Людвиг, старательно избегая показывать крайнее любопытство ученого.
– Можно назвать и так, – устало согласился Россенхель. – Во всяком случае, это единственный путь, который мне подходит, чтобы убраться отсюда поскорее и как раз в нужном направлении.
Свеча коптила, косые тени мерно колыхались по углам подземелья, кто-то снаружи осторожно царапнул подпертую бочонком дверь. Фирхоф поспешно задул огонь, прислушался, дернул Хрониста за рукав:
– Ради всего святого – помолчите пока.
Царапанье когтей перешло в скрежет, жесткая шкура грубо шаркнула по доскам запертой двери. Смазанный, но сильный удар, нанесенный плашмя, заставил задрожать дубовые доски.
«Собака?» – почти беззвучно прошептал Адальберт.
«Не знаю» – в тон ему ответил обеспокоенный фон Фирхоф.
Повеяло сыростью, плесенью и сладковатым запахом тлена. Незримое существо тяжело дышало в темноте, потом, с шумом фыркнув, развернулось и пошло прочь – Людвиг слышал его мягкие и одновременно тяжелые, постепенно удаляющиеся шаги.
Фон Фирхоф зажег свечу. Адальберт побледнел еще сильнее, пальцы Хрониста дрожали, заметив взгляд приятеля, он сунул
– Кто это был?
– Не знаю, – с некоторым сомнением ответил бывший инквизитор. – Я не буду пугать вас предположениями.
– Хорошо, что дверь выдержала и оно ушло, в этом шелесте и скрипе было нечто отвратительное.
– Теперь вы поняли?
– Что именно?
– Не стоило бездумно экспериментировать с кровью, доверчивый вы простак.
Запах сырости и тлена ослабел и почти исчез – почти, но не совсем, свеча трещала, пламя умирало, корчась на фитиле.
– Оно может вернуться?
– Понятия не имею. Вы верите в демонов, Россенхель?
– Естественно верить в ничтожество демонов, если не сомневаешься в величии Бога, – осторожно ответил Адальберт.
Бывший инквизитор на донышке души фон Фирхофа восхитился ловкостью ответа.
– За вами нет э-э-э… демономанских грешков?
Хронист замялся с ответом, породив у Людвига вполне определенные подозрения.
– Нет.
– Как знаете. Не сомневайтесь, вы можете открыться мне без малейшего опасения.
– Мне не нравятся имперские законы против колдовства – от них слишком несет паленым мясом.
– Да полно. Чтобы оказаться на костре, нужно очень постараться. У первично прогрешившихся принимается простое отречение с покаянием, если вы не фанатик, дело можно при желании и помощи адвоката свести к простому штрафу.
– Скажите это тем, кто сгорает заживо. Ведьмам.
Фирхоф печально покачал головой:
– Девять из десяти чародеек – обычные истерички. К сожалению, в руки Трибунала первыми попадают именно эти несчастные. Зато остальные… Вы не слышали о деле фробургской секты отравителей? Хотя – откуда? Не слышали наверняка. Так вот, был там след раздвоенного копыта или нет, но трупы несчастных, отравленных ради свершения ритуала, вывозили телегой.
– А вы откуда знаете? – заметно насторожился Адальберт.
– Вы забыли? Я медикус, – как ни в чем ни бывало отпарировал фон Фирхоф.
Хронист кивнул, успокоившись.
– От таких суеверий не помогает огонь – только время и просвещение.
– Как скажете, друг Россенхель. А по-моему, убийство демонического суеверия ради ничуть не приятнее для убитого, чем дорожный разбой с перерезанием глоток.
Мигнуло и погасло пламя свечи. Дверь подвала содрогнулась под тяжелым ударом, чье-то грузное тело навалилось на дубовые доски, ломая дерево с коротким, сухим хрустом.
– Вольф! Запалите свет!
Фон Фирхоф слышал, как тяжело дышит, тихо ругается и щелкает кремнем, пытаясь добыть огонь, Адальберт.
– Господи боже! Я потерял свечу.
Людвиг опустился на колени и пошарил, отыскивая огарок. Дверь хрястнула и сорвалась с петель, на мгновение сверкнул лунным светом дверной проем, и тут же грузная туша загородила его.
– И это, по-вашему, тоже суеверие?! – яростно прошептал Хронист.
Запах нечистот заполнил подвал. Людвиг наконец нащупал огарок под ногами.