Маги и мошенники
Шрифт:
– …твоя очередь, Агенобарб.
– Красотка!
– Ромб!
– Свинья!
– Еще Свинья!
Клаус Бретон пренебрежительно пожал плечами и убрал в ножны ненужный меч.
– Говорят, потревоженные утки некогда спасли от врагов великий Рум. Но Беро не знает об этом, он не любит ученые премудрости. Ну что ж! Мы воспользуемся его оплошностью и вернемся назад, чтобы затем двинуться вперед. Вперед – и на приступ, благочестивые братья! Vae victis [20] . И да здравствуют благословенные куры – у них больше мозгов и души, чем
20
Горе побежденному (лат.)
Верный Империи петух Шантеклер, не поддаваясь на столь грубую лесть, отважно бросился в атаку, пытаясь поразить сапоги ересиарха клювом и шпорами. Клаус Бретон пнул напоследок петуха, вошел в подземный лаз, тщательно затворил за собою дверь и двинулся в обратный путь.
Глубоким вечером того же дня события продолжали идти своим чередом, однако трагическим образом утратили налет легкой беззаботности.
За час до полуночи, в тот самый момент, когда Адальберт Хронист в компании с ученым румийцем, только готовился начать свой отчаянный побег, в недра городской ратуши устремилась молчаливая вереница вооруженных людей. Пехотинцы один за другим исчезали в подвале, огни факелов терялись в россыпи запаленных на улицах костров. Толосса, переполненная беженцами и мятежниками, затаилась в трагическом ожидании.
Брат Штокман, держа наготове тяжелый двуручный меч, первым протиснулся в заранее расчищенный проем.
– Туда опасно соваться, – сказал кто-то почти невидимый в подвальной полутьме. – Мы готовимся сунуть палец в осиное гнездо.
– Молчи, – бросил Штокман. – Нельзя оставлять их живыми – случись штурм с берега, и Беро ударит нам в спину.
Бретонисты замолчали, белки из глаз ярко сверкали при свете факелов и фонарей.
Шли подземным коридором, поступь десятков людей, построенных вереницей, сливалась в глухой шум. Входили в разоренный птичник, молча отшвыривая старые корзины. Три десятка людей скучилось в тесных стенах. Штокман обернулся, обращаясь к тем, кто еще оставался в подземном проходе:
– Гасите фонари. Проход слишком узок, если не поторопимся очистить ворота изнутри, нас могут перебить по одному.
Потом шагнул за порог сарая:
– Готовьте кирки. Мечники вперед. И да поможет нам Бог…
Часовой во внутреннем дворе беспечно коротал ночь у костра, он погиб первым, без крика – арбалетный болт прилетел из темноты, удар пришелся прямо в шею. Двор наполнился вооруженными людьми, их было не так много, решающую роль сыграла неожиданность. Ремесленники, привычные к инструменту, вонзили кирки в каменную кладку на месте ворот, скороспелая стена неожиданно легко подалась – кирпичи второпях клали неумелые солдаты. Камни рухнули с глухим грохотом.
– Измена! – завопил кто-то из имперских солдат.
Залп стрел, наугад отправленный в колышущуюся темноту, сбил крикуна, вопль оборвался приглушенным стоном. Разбуженные защитники уже выскакивали из казармы. Привычные ко всему, солдаты крепко держали оружие, паника не сразу овладела людьми Беро, однако внезапно разбуженные, они не успели надеть доспехи.
– Круши! – рявкнул Штокман.
Тридцать
– Бей!
Штокман снял клинок с плеча, отбросил в сторону плечевую подушечку, его оружие со свистом рассекало воздух, увлекаемый инерцией, фехтовальщик не использовал сложных финтов – они и не понадобились. Огромный клинок разрубал конечности и легко крушил кости.
– Во имя Господа!
Рычание и стоны, крики и молитвы – все это слилось в невероятный гвалт. Железо высекало искры из камня. Упавшие тщетно пытались выбраться из-под безжалостных ног, им мешала скученность, сумятица и теснота. Живых топали чужие и свои, мертвым было все равно.
Тридцатка, затеявшая, казалось, безумный бой, поредела. Трое упали, Штокман двигался чуть медленнее – из его разрубленного цевкой предплечья текла кровь. Имперцы осознав перевес, приободрились:
– Слава императору! Бей еретиков! – крикнул капитан Мориц, с мечом в руках устремляясь к Штокману.
– Сокрушим бесов! Вера! Вера! – неслось ему в ответ.
Положение штурмующих казалось безнадежным, их число пополнялось слишком медленно – узкий подземный лаз не позволял всей массой двинуться на врага.
Штокман рубился в окружении, руки его по плечи покрывала корка кровавой грязи. Один за другим упали еще пятеро бретонистов.
Мориц Беро выступил вперед, его клинок-полуторник не мог тягаться с тяжелым мечом Штокмана, зато капитан существенно превосходил раненого гиганта в скорости и ловкости. Он увернулся от удара неуклюжего клинка и поразил противника в незащищенный бок.
– Подлец! Ты зашел со стороны моего слепого глаза! – охнул вторично раненый Штокман. Он осел на землю, придерживая распоротый живот. Глаза здоровяка почернели от расширившихся зрачков, меч бесполезно валялся на земле.
– Прикончить его, капитан? – спросил один из сержантов.
– Некогда. Пусть умирает сам.
Выжившие мятежники потеснились, на лицах читалась растерянность.
– За Империю! – крикнул Беро.
Уцелевших еретиков уже окружили и теснили все более. Они уже не пытались дразнить солдат, тратя на схватку каждое движение и каждый вздох – драка шла уже не за победу, только за жизнь.
– Добивай! Не щади!
Новые повстанцы больше не появлялись из подземного лаза – по-видимому, они струсили и предпочли славной гибели бесславное отступление.
– Победа! – рявкнул Беро.
Опьянение торжеством помешало ему заметить очевидный факт – забытые всеми каменщики почти закончили разбирать склеенную яичным белком стену. Последние камни рухнули, сбив с ног солдата.
– Держать ворота! – запоздало приказал капитан Мориц.
Стрелы посыпались градом, насмерть поражая беззащитных каменщиков, но было уже поздно. Упал запорный брус, кто-то охнул от ушиба, створки медленно-медленно, нехотя и плавно распахнулись на глазах у растерянных людей…