Магическая Трилогия: Спящая Красавица
Шрифт:
Когда Виктор и Грейс выбежали на опушку, Гадатель сначала облегченно вздохнул: Ищейки не любили открытого пространства, пусть и такого небольшого. Свет звезд, хоть и был тусклым, но обжигал их тонкую белую кожу. Виктор слышал, как тяжело дышит рядом Грейс. Она прокашлялась, потерла глаза рукой и ссутулилась, пытаясь то ли расслабиться, то ли отдышаться.
Виктор улыбнулся и оглянулся по сторонам. Едва увидев жалкое подобие замка из серого разбитого камня, он разочарованно вздохнул и едва не заплакал. Ему было страшно от одной мысли о второй встрече со старухами. Он звал их Норнами, хотя знал, что они даже отдаленно
— Ты слышала о старухах?
— Я как-то встретила мага на окраине леса. Рядом с пустыней Спящего принца, — прошептала в ответ Грейс, — Он просил меня держаться от старух подальше. Ну, и еще паре вещиц научил, пещеру помог найти… А что не так?
— Живые имеют в этом мире власть. Я не говорю сейчас о таких как я. Это наш загробный мир, но для простых людей… Этот мир играет с теми, кто в него попадает, отбирая лучших. Те, кто докажет свою доблесть, становятся его частью. Они могут править им и вершить судьбы всех, кто сюда попадает. Быть съеденным Ищейкой? — Гадатель фыркнул, — Гораздо страшнее смотреть на этих старух и понимать, что ты не можешь им противостоять. Ты понравилась им, они хотят подарить тебе бессмертие в этом мире.
— Да пошли они, — Грейс сделала шаг к нему и теперь они стояли плечом к плечу, прямо перед замком.
Виктор хотел ответить ей, но не успел. Хлипкая дверь со скрипом отворилась и по тонким покоцаным ступеням к ним спустились три старухи. Они были одинаковыми на первый взгляд и безумно разными, если присмотреться. Они отличались цветом глаз, тонкостью губ, движениями. Их улыбки, обнажающие кривые заостренные зубы не только не обнадеживали, а наоборот, доводили до исступленного отчаяния.
— Здравствуй, Гадатель, — прошипела одна из них. Виктор едва переборол желание закрыть глаза и заткнуть уши. Ее голос словно пробуждал в нем воспоминания обо всех допущенных ошибках и всей боли, которую он когда-либо кому-либо причинял.
— Зачем ты пришел, да еще и один? — прошептала вторая, и ее голос напомнил Виктору обо всех несправедливых решениях, которые он принимал. Он вспомнил жениха Тристаны, и от этого рука стала лишь сильнее ныть, а комок льда внутри него снова стал расти, заполняя легкие. Виктор закашлялся, но промолчал.
— Что привело тебя сюда? — спросила третья, и Виктор вдруг испытал всю ту боль, что причиняли ему когда-либо, но втрое большую.
Он был уверен, что и Грейс чувствует это, и боялся прислушиваться к ее ощущениям, видеть, как она побледнела. Но она крепко сжимала его руку, давая понять, что будет с ним до конца.
— Я пришел за ней.
— За кем — за ней? — хором переспросили старухи. Они медленно кружили вокруг, ковыляя и путаясь полами серых хламид в траве. Одна из них коснулась рукой подбородка Виктора, и Гадатель отпрянул, поморщившись. Он сам не понимал, какое чувство в нем преобладало в тот момент — страх или отвращение. Грубая кожа и тонкие пальцы, с шишковатыми, как будто опухшими суставами — эти руки давным-давно должны были прекратить функционировать, вместе со всем организмом хозяйки. Но Безмирье делало
— Назови ее имя, за кем ты пришел?
Он почувствовал, как Грейс прижимается к нему, как крепко сжимает его ладонь. Она все еще была уверена в нем, хотя и была готова в любой момент бежать.
— Ее имя Клеа Грейс Льюис. И я пришел, чтобы забрать ее.
Клокочущий смех, который издали три старухи одновременно, пробирал до костей. Он, словно паутина, окутывал их, и даже когда сами старухи замолкли, их смех все еще эхом отдавался в ушах. С этим звуком разбивались любые крупицы надежды на лучшее.
— Нам подвластно многое в Безмирье, и живые в нашей власти тоже. Особенно те, кто достаточно храбр. Она останется у нас.
— Да проваливайтесь вы к черту, — начала было Грейс, но тут же замолкла. Она дернула Виктора за руку, сжала его ладонь сильнее и тут же отпустила. Гадатель растеряно обернулся.
Он так боялся ее потерять, боялся, что они заберут ее, и старался держать ее покрепче, а эти старухи даже не приложили никаких усилий, чтобы увести ее, даже пальцем не пошевелили. Гадатель увидел в глазах Грейс панику и ужас, она старалась взять себя в руки, но даже это давалось ей с трудом. Самым страшным для Грейс было принадлежать кому-то и не иметь власти над самой собой.
Виктору показалось, что его мир рухнул. Из-за совершенно незнакомой девушки, из-за случайно проигранной битвы, одной из тех, которые выиграть нельзя.
— Я два года боролась за свою жизнь только ради того, чтобы стать такой? — Грейс пыталась оттолкнуть Старух, попыталась зарядить арбалет, но оружие выпало из ее безвольных рук. Все больше теряя над собой контроль, девушка не отчаивалась, но злилась. Она смотрела на Виктора с вызовом, а не с мольбой.
Как будто пыталась ему что-то сказать.
— Но я ведь тоже такая же, как и они. Я ведь тоже имею власть над Безмирьем? — выкрикнула она, обращаясь то ли к Виктору, то ли к старухам.
И Виктор понял ее. Он увидел то, что она хотела ему показать, так четко и ясно.
То, что могло спасти ее, было на поверхности, и он всегда знал ответ. Она сама могла этого ответа не знать, или понимала, что ошибается и сама пока никакой власти не имеет, но она понимала, куда нужно направить его.
— Вы не сделаете ее одной из вас, — произнес Виктор, стараясь унять дрожь в голосе. Но, что странно, с каждым произнесенным словом он чувствовал себя все больше уверенным в своих действиях, что обладает не только магией, когда попадает сюда, — Я заберу ее, потому что я тоже Живой. Как и вы. Мое слово тоже может стать законом в этом мире, он тоже прислушается ко мне.
— Ты слишком горд, — зашипели старухи. Они кружились вокруг Грейс, дергая ее за одежду, хватая за подбородок и рассматривая. На слова Виктора Старухи реагировали мало, как если бы он был маленьким, ничего не смыслящим ребенком.
Но они ошибались. Виктор прекрасно знал, кто он на самом деле. И чем ярче и четче в его голове вырисовывалось решение, тем больше удовольствия он от этого получал.
— Я — Гадатель. Я принадлежу миру живых. А значит, я сильнее любого мертвого и сильнее любого живого и остановит меня только сама смерть. А я знаю, какой она должна быть, — он протянул руку и улыбнулся.