Магический кристалл
Шрифт:
— Нет, я не верю…
— Отчего же? Вспомни свою молодость и болезнь! Вспомни эту силу, которая превратила тебя, молодого и сильного, в живого мертвеца?
— Но как же мы воспользуемся плодами?
— Атланту не нужен магический кристалл, — задребезжал блаженным смешком Лука. — Как некогда тебе, август. Но он необходим Авездре и тем остаткам македон, что выйдут живыми из этого огня. Она постарается спасти Астру, чтобы начать все сначала. В это время ты должен оказаться поблизости от царевны и предложить свои услуги…
— А ты?…
— У меня иные интересы, август. Ты получишь то,
— Неужто ты готов принести ее только из любви ко мне?
В ответ послышался смешок.
— Ты все еще самоуверен, август… Власть будет дана тебе во имя любви к Спасителю.
Еще робкий, тонкий луч, вырвавшись на волю, озарил мрачные своды храма и стал медленно наливаться белизной. Сам же кристалл вдруг потерял каменную твердость, окрасился в малиновый цвет и чуть засветился, наливаясь мягкой спелостью, будто плод на ветке. Космомысл понял, что сейчас это внутреннее пламя разгорится, созреет и, излившись наружу, в единый миг затопит храм.
В первую минуту он обрадовался, полагая, что настал час истины и этот огонь несет откровения, которых ждут македоны. Тогда пусть же он заполонит пространство между каменных стен, пусть извергнется из бойниц и уже неудержимым потоком обрушится на город. И пусть порожденные войной люди получат то, чего жаждут многие столетия!
Но в следующий миг исполин узрел, как магический кристалл полыхнул белым огнем, увеличился втрое, а каменный пол под ним оплавился и вскипел, выбрасывая брызги. Перед ним расцветал огонь неземной, испепеляющий, и было неведомо, что станет, если он разольется по храму. Космомыслу казалось, что всего несколько мгновений он зачарованно взирал, как горит это пламя и увеличивается чаша, заполненная кипящим гранитом, но когда оторвал взор, увидел в бойницах отблески закатного солнца. Он вспомнил о сроке, отпущенном Авездрой, и вдруг содрогнулся, но не от мысли, что придется провести в этом храме целую вечность, и не от страха смерти — от опасности быть опаленным, ибо Астра распускалась стремительно и заполняла собой пространство.
Он не знал, что может случиться, но почувствовал, что, выйдя из этого огня, утратит человеческую природу…
Исполин вскинул руки, чтобы укротить огонь, однако не смог вспомнить ни единого слова заклинания, некогда полученные от светлогорских старцев, поскольку память давно привыкла к иным словам и заклинаниям. Тогда он склонился, взял магический кристалл в ладони и, удерживая перед собой, стал задувать его, как задувают свечу, мысленно произнося то, что вот уже два столетия было на устах.
Он родился смертным и несколько раз за это время, как и сейчас, умирал, испытывая ледяной холод, ползущий от ног к сердцу, и знал, что через минуту перестанет дышать и еще через минуту разум заволочется мраком. И останется единственная искра света — последняя мысль, Зга, мерцающая перед взором и хранящая в себе тайну вечности. Она обладала божественной способностью вновь разжечь пламя жизни, если эта жизнь имела великий смысл и была исполнена чувством радости бытия. Последняя Зга и была тем ключом, коим открывалась суть природы бессмертия. Ее-то и утратили потомки Руса, вкусив плоды земного приятия, испытав не любовь, а удовольствие,
После каждого удоволетворения приходила великая печаль, гасящая искру божественной любви, а бессмертие не ведает печали.
Сейчас, укрощая вырвавшийся из вместилища живой огонь, дуя на него, как дуют на свежую, саднящую рану, Космомысл видел перед взором эту Згу любви, и она уже в который раз наполняла его жизнью, будто парус ветром.
Только остудив своим дыханием Астру, он оторвался мыслью от огня и обнаружил, что наступило утро и в бойницах с восточной стороны просвечивается заря. Магический кристалл все еще был в руках исполина, однако ясновидящие жрицы безбоязненно приблизились к нему, отчего-то без своих кувшинов и горшочков с бальзамом, поклонились в пояс и остались стоять с опущенными головами.
— О, превеликий Ара! — взмолились они. — Ты суть око божье! Благодаря тебе, всевидящий, мы узрели истину! Мы были слепы, называя себя ясновидящими!
В это же время за толстыми стенами храма послышались удары молотов, разбивающих каменную кладку замурованного входа, и громкие крики на языке македон. Еще через минуту тяжелая дверь с долгим натруженным гулом распахнулась, но никто не смел ступить через порог. И тогда Космомысл взял меч и вышел сам: перед ним оказались девы-стражницы, заполнившие всю площадку перед храмом. Они бросили свои плети, сорвали с себя черные личины, золоченые доспехи и, оставшись полуобнаженными, простоволосыми, пали на колени и с радостным исступлением протягивали руки.
— Благодарим тебя, о, всемогущий! — восклицали они со слезами восторга. — Ты открыл нам истину! И она прекрасна! На что мы растрачивали свои лучшие годы, приняв обет безбрачия? Мы отрекаемся от прошлого! Мы хотим замужества! Хотим рожать детей!
При этом они заливисто и беспричинно смеялись, чего исполин никогда не слышал за все годы жизни в храме. Немало изумившись этому, он поискал взором Авездру среди толпы, но восторженные лица дев сияли от счастья, что делало их похожими, словно все они были сестрами.
А за стражницами, прямо на дороге, и вовсе происходило невиданное: общая плоть Гурбад-ажар разделялась прямо на глазах, трещали, расщепляясь, кости и мышцы. Уроды обливались кровью и корчились от боли, однако при этом улыбались и помогали себе руками, распутывая переплетение жил.
— Мы свободны друг от друга! — кричали они. — Благодарим тебя, ты разделил наш разум! И мы счастливы, потому что безумны!
Только одна рука — зрящая третья, не могла разорваться, поэтому преображенные близнецы так и шли к храму, скрепленные ею.
А снизу, смешавшись в пеструю толпу, к горе бежали многие тысячи македон. Подножие горы, узкая дорога и даже уступы на скале — все было забито и переполнено счастливыми, смеющимися людьми. В один миг потеряв разум, они лезли на гору, выкрикивая слова благодарности и сминая друг друга. И Космомысл вдруг открыл тайну магического кристалла: все, что пропускали сквозь него — солнечный луч, исполнившись злобой к противнику, или всего лишь одну искру любви, все в равной степени многократно усиливалось и обретало божественную силу.