Магиер Лебиус
Шрифт:
Шлем – толстостенное ведро с узкой смотровой прорезью и небольшим выступающим козырьком посередине, с гребнем вверху и с отверстиями для болтов крепления внизу. Над козырьком – сияющие символы – белые с красным. Неведомые магиерские письмена. Только первый знак (Альфред точно помнил, что прежде их было пять, теперь же стало четыре) отчего-то затерт.
Подле глухого, лишенного забрала и дыхательных отверстий шелома к стене прислонена массивная кираса. И на шлеме, и на нагруднике видны царапины и небольшие, махонькие
Рядом – набрюшник, тассета… Подвижная – из широких колец и створок – защита рук и ног, разобранная на отдельные сегменты. Шипастые наплечники, налокотники, наколенники. Устрашающих размеров латные рукавицы, снятые со стальных дланей. Прочная и гибкая кольчужная сетка, закрывающая сочленения.
Еще – меч. Огромный, длинный. Немного выщербленный по лезвию. Но самую малость выщербленный. На этот клинок пошла хорошая сталь. Чуть поодаль – булава. Громадная, как молот водяной мельницы. Ее тоже увезли с нидербургского ристалища.
– В таких латах не страшны ни вражеские копья, ни мечи, ни стрелы, – вдохновенно произнес магиер.
– Тяжелые, – без всякого выражения, как бы между прочим, заметил Альфред Оберландский.
– Что? – не понял магиер.
– Латы, говорю, тяжелые.
– О, да, – согласился Лебиус. – Обычные кости не выдержат такую тяжесть. Но когда кости выкованы из стали…
– Я слышал, своего первого голема ты создал не из металла, а из глины, – повернулся Альфред к магиеру. – Это правда?
– Правда, – ответил тот. – Големов можно творить из разных субстанций. Глина же дешева, мягка и податлива. Работать с ней просто. Поэтому раньше я и использовал ее…
Лебиус развел руками, словно оправдываясь за глупую и недостойную выходку.
– Сейчас же, благодаря щедротам вашей светлости, у меня хватает иных материалов, – магиер низко склонился перед маркграфом. – И имеются чудесные мастератории, в которых можно обрабатывать любое сырье.
Капюшон с двумя прорезями для глаз еще раз качнулся вниз.
– Глина же… Глина – материал ненадежный. Почти столь же ненадежный, как и слабая человеческая плоть. А вот металл… Сами понимаете, металл есть металл. Особенно славный оберландский металл.
Третий поклон.
– И все же, помимо металла, я вижу здесь куски плоти, – маркграф кивнул на чан с бурлящей коричневатой жижей и аккуратно уложенными в ней вырезанными органами. Красные, склизкие, они подрагивали и трепетали среди лопающихся пузырей, как живые существа. – Куски слабой человеческой плоти. Это ведь то, что осталось от барона Леопольда фон Нахтстлиха, преследовавшего тебя в моих землях, не так ли? Ты, помнится, собирался использовать его тело при создании первого механического голема.
– Да, все верно, ваша светлость.
Маркграф кивнул. С теоретическими азами запретных темных искусств он был знаком.
– Но это еще не все. Механического голема пробуждает и поднимает не магия сама по себе, – продолжал Лебиус. – На такое способны лишь недюжинная человеческая воля и охота к жизни. Жизненная сила сильного человека, слившаяся с мертвым металлом. Для того-то и смешиваются и сплавляются воедино в големе плоть и сталь. Для того и потребна в первую очередь магия.
– Странно, – задумчиво проговорил змеиный граф. – Значит, самое важное в големе – жизненная сила мертвого человека, а вовсе не магия?
– Магия только подчиняет эту силу, позволяет работать с ней и использовать по своему усмотрению. К сожалению, далеко не у всех живых жизненная сила присутствует в должном количестве. Вот у господина фон Нахтстлиха ее хватало с избытком. Помните, как он дрался за свою жизнь?
Альфред снова молча кивнул. Барон Леопольд дрался как зверь.
– Потому-то я и выбрал его для сотворения этого голема. Потому и сживил его плоть с металлом. Впрочем, есть и другая причина, по которой мне приходится использовать в своей работе человеческие органы.
– Какая же?
– Видите ли, ваша светлость, искусственные мертвые материалы не всегда и не во всем способны заменить живую плоть. Некоторые органы нашего тела не столь надежны, как металлические детали голема, но гораздо более совершенны. Вот взять хотя бы, к примеру…
Он действительно намеревался именно «взять». Длинные сухие пальцы Лебиуса нырнули в чан с красно-коричневой, цвета ржавчины, густой жидкостью. Прямо в лопающиеся пузыри. Пальцы колдуна осторожно пошевелили, раздвинули куски плоти…
Маркграф считал себя человеком крепким и ко многому привычным, однако на этот раз его передернуло от омерзения. Прагсбургский магиер же, видимо, давно утратил чувство элементарной брезгливости. Как он там говорил? Я этим дышу, я этим живу…
Создатель голема выловил из мутной жижи…
– Глаз?! – изумился Альфред Оберландский.
Студенистый шарик, оплетенный капиллярной сеткой, с путаным хвостом сосудиков, нервов и тончайшей, едва заметной проволоки взирал на него из руки колдуна темным расширенным зрачком. Маркграфу показалось, будто глаз… Нет, не показалось, точно – живет! Живет своей отдельной неведомой жизнью.