Магистериум морум

Бэд Кристиан

Знал. Но смотрел не на корону, а на Тиллит.

Она была жива и свободна.

Но почему же тогда на землю явилась Алекто?

Тиллит, сначала ощутив, а потом и увидев инкуба, едва сама не обратилась от страха в звучащую тревогой струну.

Только что она мечтала о нём, строя планы. И вдруг…

Ей захотелось бежать, ведь сейчас в Верхнем Аду поднимется паника, а там — как бы самой не стать виноватой!

Тиллит сжалась в комок: мозг её судорожно искал безопасное

место в Верхнем Аду и не находил его. Она вскрикнула, зажмурилась, чтобы не видеть того, что случится сейчас…

Но… Не зазвенели сталактиты. Не натянулись нити законов. Было тихо и зябко, и капли воды всё так же гулко плюхались на мозаику.

Выходит, если не поднять тревогу, она и не?..

Тиллит открыла глаза, выпрямилась, озираясь. Открыла рот.

— Молчи! — предупредил Борн. — Я не хочу, чтобы обо мне знали.

— Но ты же не можешь тайно…

— Я — могу.

Тиллит замерла. Она изучала нового, изменившегося инкуба. Не внешне, но изменившегося.

От него соблазнительно пахло страхом и преступлением. Её и раньше возбуждала в нём инакость, чуждость другим здешним обитателям. Сейчас эта инакость стала острой, дикой, с ароматной горчинкой.

Тиллит облизала губы тонким красным язычком: «А, может, так даже лучше? Может Борн — и впрямь её шанс, её надежда на особенное положение? В Аду или на земле — какая, в общем-то, разница?»

Тиллит опустила глаза и с ужасом заметила обломанный коготь, вспомнила про не пудренное как следует тело! А что если она уже не так хороша? Не увлечёт? Не понравится?!

Инкуб смотрел на неё и качал головой. Приценивался?

Но ведь не дурак же он! Должен понять: красота демоницы — дело наживное! Хорошая диета и…

Тиллит робко улыбнулась.

— Я рад, что с тобой всё в порядке, — сухо сказал Борн.

— Всё в порядке?.. — растерялась Тиллит. И взвилась, когда смысл дошёл до неё. — Всё в порядке?! Я осталась одна! Ни с чем! Друзья избегают меня! Родня по крови делает вид, что я — едва вылезла из лавы! Да как ты!..

Она осеклась. Не следовало им ссориться прямо сейчас. Потом она, конечно, припомнит ему…

Борн смотрел сердито и свысока.

— Почему ты не откликнулась на зов своей малой крови? — спросил он, хмурясь.

Ему это шло. Он стал строгим, недоступным.

Дыхание Тиллит участилось от острого желания дотронуться до него.

А он? Он — хочет? Она попыталась поймать отклик его плоти и не смогла.

Почему же отклика нет? Он нашёл другую? Но кого? Там, по Земле, бродит Алекто? Неужто эта старуха?..

— Тиллит? Почему? — Борн стал резок.

— Малой крови? — рассеянно переспросила демоница.

Её так и тянуло сунуть в рот палец, который всё ещё саднило. Хороший коготь не сразу и отрастишь…

— У нас с тобой был необъявленный сын. Люди похитили его и заточили в пентаграмме. Он звал тебя?

— Так

вот почему у меня так ныло в груди! — вскинулась Тиллит. — Ах, мелкая вонючая тварь! Да если бы не он, я не проспала бы смерть правителя! Я бы успела бросить козла и не осталась бы никому не нужной вдовой! Вот же мразь! Я так рада, что он издох на земле! Да если бы я знала, я спалила бы этот кусок грязи ещё в лаве!

— Тиллит, опомнись!

Глаза инкуба полыхнули, но демоница не заметила его гнева. Где уж тут всматриваться в кого-то, когда у самой внутри всё горит?

— Вот кто всему виной! — закричала она в гневе. — Твой отпрыск! Червяк! Мерзкий лавовый червяк!

Борна захлестнуло гневом и отвращением. Захотелось смять в один бесформенный комок всё, что он видел — и трон с лежащей на нём короной, и визжащую женщину!

Но поднять руку на Тиллит инкуб не сумел.

— Разве в тебе не осталось ничего хотя бы от матери земли? — пробормотал он с горечью, понимая, что слышит она сейчас не его, а свой собственный гнев, вскормленный её особостью и не признающий особостей чужих.

— Я! — крикнула Тиллит. — Я не нужна никому, а ты страдаешь по лавовым коряжкам! Я — вся твоя! Я готова идти с тобой на Землю! Весь мир ляжет нам в руки! Ты будешь правителем — я стану правительницей! Мир людей богат душами, мы будем всесильны!

Борн отшатнулся: и это та, которую он ощущал так близко? «А фурия-то и впрямь небезнадёжна. Она способна хотя бы слышать кого-то, кроме себя…»

Тиллит раскрыла объятья:

— Иди же ко мне?

Борн брезгливо скривил губы. Он сделал шаг назад, готовясь вернуться туда, откуда пришёл.

— Ах, так! — взревела демоница. — Да пусть потемнеет всё на твоём пути! Пусть и на земле тебя сопровождает мрак!

— Это проклятие? — усмехнулся демон. — А не слаба ли ты для таких слов?

Демоница зашипела, и багровая пелена гнева затянула её зрачки.

***

Фабиус выехал на Ярморочную площадь и замер: нехорошо ему стало. И дело было не только в ноющей руке — слишком велика оказалась толпа. Она затопила всю площадь перед высоким каменным зданием ратуши. Маг видел, как зреет в ней страсть к убийствам и грабежам.

Страсть эта дремлет в людях всегда. Трудно не поддаться ей, особенно если ты сыт. Не от голода бывает большинство бунтов, а от жадности, что просыпается в сытом брюхе. Оно не желает урезания рациона, требует разнообразия. Истинно голодающие не бунтуют — они умирают. А сытым достаточно намекнуть, что кто-то покусился на их «своё» или есть шанс безнаказанно взять чужое.

Возле самого входа в ратушу стояли стражники. Их было два десятка — копейщиков и лучников. Совсем немного, и толпа не боялась их, но пока сомневалась, скольких принести в жертву.